Прав был Себастьян.
Нож.
Слово тоже может быть ножом, и путь не в спину, в лицо, но в
самое сердце.
- Ложь, - Евдокия заставила себя выдержать взгляд Богуславы, и
колдовкина зелень ее глаз в кои-то веки показалась
отвратительной.
Болотной.
Богуслава хотела сказать что-то еще, но губы дрогнули.
Сложились в улыбку.
И захотелось стереть ее, вцепиться ногтями в лицо, разукрасить
его царапинами, выдрать клочья рыжих волос, и катать по полу с
визгом, с руганью…
…не по-княжески.
Зато действенно…
- Что ж, - Евдокия поднялась на ступеньку. – Я рада, что мы,
наконец, все выяснили.
Богуслава ответила величественным кивком. Верно, слова, каковые
можно было бы потратить на никчемную купчиху, у нее
закончились.
И к лучшему оно.
Глава 5. Где случается разное, но
явно недоброго толку
Каждый берет от жизни то, что
надо другим.
Спорное утверждение, имеющее,
однако, немало сторонников и помимо студиозусов философского
факультету.
Отец Себастьяну не обрадовался. Тадеуш Вевельский на приветствие
ответил взмахом руки, и, отломив столбик пепла с сигары, вяло
произнес:
- Мог бы и предупредить о своем визите…
- Ну что ты, батюшка, и узнать, что ты или болен, или в отъезде?
– Себастьян вдохнул горький дым. В курительной комнате ничего-то не
изменилось.
Кофейного колера обои.
И старая мебель с бронзовыми вставками.
Низкий столик, карты россыпью и стопка фишек перед отцовским
местом. Выиграл? Пусть не на деньги игра, но и этот малый успех
весьма радовал Тадеуша Вевельского, приводя его в преблагостное
расположение духа.
Правда, появление старшего отпрыска благости поубавило, но…
- Мне кажется, дорогой мой папа, - Себастьян произнес слово с
ударом на последнем слоге, - что вы меня избегаете.
- Кажется, - не моргнув глазом, ответил Тадеуш.
И с радостью немалой продолжил бы избегать.
- Я рад это слышать! – воскликнул Себастьян и пнул кресло, в
котором устроился Велеслав. – Уступи место старшим.
Велеслав побагровел, но поднялся.
- Вы же представить себе не можете, как я мучился!
Он вытянул тощие ноги, и треклятый хвост, от самого вида
которого князя Вевельского передергивало, устроил на коленях. При
том, что Себастьян его, чешуйчатого, отвратительного, еще и
поглаживал.
Извращенец.
- Как? – высунулся со своего угла Яцек. И темные глаза
блеснули.
- Страшно, Яцек. Страшно! Я даже начал подозревать, что папа
меня не любит!