- Позвольте дать вам совет, - Богуслава почти позволила ей дойти
до лестницы. – Будьте осторожны. Женщина вашего положения должна
иметь безупречную репутацию…
Евдокия оперлась на перила, широкие и гладкие, украшенные
традиционными завитушками и бронзовыми пластинами, которые, правда,
нуждались в чистке.
Промолчать?
Не сейчас.
- На что вы намекаете?
- Я не имею привычки намекать, - Богуслава провела пальчикам по
палантину, оставляя на белом мехе белый след. – Я говорю прямо.
Ночная прогулка в компании мужчины столь сомнительных моральных
качеств… если об этом происшествии узнают, то дадут ему весьма
однозначную трактовку. А добавить, что вернулись вы в платье
измятом… грязном… и прическа в некотором беспорядке…
Евдокия коснулась было волос, но тут же одернула себя:
хватит.
В беспорядке? Пускай. Платье измято? Есть немного. И на подоле
влажные пятна, поскольку вел Себастьян окольными тропами, по
нестриженным лужайкам, а то и вовсе прямиком через кусты.
- Узнают? – переспросила Евдокия, прижимая локтем ридикюль,
сквозь тонкие стенки которого явственно ощущалась холодная сталь
револьвера.
А ведь смешно… в гости к родственникам да при оружии… матушка бы
не одобрила.
Или наоборот? Может, сказала бы, что, значит, родственники
такие, а Евдокия дура, ежели старалась в дружбу играть.
- И откуда, простите, узнают?
- Мало ли, - Богуслава ответила безмятежной улыбкой. – Слуги
расскажут…
- Или вы…
- Намекаете, что я…
- Говорю прямо, раз вы уж намеки не любите, - Евдокия
усмехнулась. – Я вам не по вкусу, верно?
Богуслава повела плечиком, и меховой палантин соскользнул,
обнажая его, острое, мраморно-белое.
- Вы сами желали выйти замуж за Лихо…
- Отнюдь, Дусенька. Я желала выйти замуж за князя, а кто уж этим
князем будет – дело третье… или четвертое… не важно. Но в
остальном… да, вы мне глубоко не симпатичны. Видите ли, я испытываю
глубокую антипатию к женщинам, вам подобным…
- Это каким же?
- Наглым. Бесцеремонным. Полагающим, будто бы деньги дают им
какие-то права… делают равными… Вы рветесь к власти, пытаетесь
зацепиться на вершине, не замечая, до чего смешны…
- Лучше смеяться, чем плакать, - пробормотала Евдокия, но не
была услышана.
- Ты купила себе мужа, и платье купила, и драгоценностями можешь
обвеситься с головы до ног. Но правда в том, что никакие
драгоценности не исправят тебя. Ты как была купчихой, так ею и
осталась. Твое место – в лавке, среди унитазов. И потому, дорогая
Дусенька, я даже не могу винить твоего мужа за то, что он завел
себе любовницу.