- Умеешь. Я видел.
- Так это же… это же просто… пару раз… и на манеже.
- В парке ничуть не сложнее. Вот увидишь. Все будет
замечательно… Это не сложнее, чем варенье варить, - Кейрен коснулся
розовой щеки, на которую легла тень. – Вот увидишь… только
представь, как ты будешь смотреться верхом.
- Дура дурой. И на лошади.
- Я тебе помогу.
Ей к лицу амазонка из темно-синего бархата. И короткий жакет,
отделанный золотым позументом. И шляпа-цилиндр с вуалеткой. И
перчатки из светлой кожи, скрывающие руки – с них так и не сошли
мозоли, пусть бы сами эти руки стали мягче.
Год прошел.
Целый год, а Кейрену оказалось мало.
- Ну же, скажи, что согласна?
- Когда я тебе отказать могла, а ты и пользуешься… знаешь, кто
ты после этого?
- Кто?
- Гад ты… с кисточкой, - проворчала Таннис, отворачиваясь. И
румянец ей к лицу. Она так и не научилась прятать чувства.
- Какой уж есть.
Каурая лошадка отличалась на редкость спокойным нравом. Одарив
Таннис меланхоличным взором, она совершенно по-человечески
вздохнула и приняла угощение.
- Ты… не сердись. Я постараюсь аккуратно, - Таннис провела по
бархатистой шее, и лошадка кивнула. – Ты ж меня знаешь.
Лошадка коснулась ладони губами, соглашаясь, что знает. Помнит.
У лошадей ведь хорошая память.
- И не сбросишь?
- Не сбросит, - пообещал Кейрен.
В седло поднял сам, позволив себе задержать Таннис в объятьях.
Нарушение правил? С ней было на удивление легко и приятно правила
нарушать.
…да и в первородную бездну эти правила.
- Одну ногу в стремя… умница. Сейчас под тебя подтянем. Вторую –
на крюк. Вот видишь, ты все прекрасно помнишь и умеешь.
Он расправил подол амазонки, стараясь не рассмеяться, до того
серьезной сосредоточенной выглядела Таннис. Ей понравятся верховые
прогулки, как понравился каток и театр, магазин Мейстерса и спуск
по реке. Тогда она, забравшись в лодку, пробормотала:
- Только попробуй меня утопить!
И поначалу сидела неподвижно, боясь отпустить высокие борта
гондолы, но успокоилась быстро…
Ее было легко радовать.
Удивлять.
И Кейрену нравилось ее удивление с привкусом осеннего дыма: на
берегу вновь жгли костры из листьев, и прозрачный дым растекался по
воде, скрадывая запахи. В нем вязли каменные опоры мостов, и старая
баржа пробиралась осторожно, наощупь. Дым сохранился и на губах
Таннис, на коже ее по-осеннему холодной. Он остался ранней сединой
кленов, что виднелись из окна ее квартиры.