Женщина плакала. Не сказать, чтобы рыдала, скорее плач её был
театральным, тренированным годами жизни с нелюбимым мужем и от
этого еще более противным. Она прикладывала батистовый платочек с
монограммой попеременно то к одному глазу, то к другому, и вздыхала
так, словно вся тяжесть мира лежала на её плечах. Но платье на ней
было новым, из синего маслянистого шелка, а сумочка, из бежевой
кожи с золотой вышивкой, стоила не меньше пяти тысяч ланей. Дама
была состоятельной. И немолодой. Да и не то, чтобы старой — скорее
усталой, но следившей за собой, и поэтому возраст её был
неопределенным.
Значит, все-таки дуэль. Любовник и муж? Вряд ли. Скорее,
любимый сын набирается первого опыта поруганной чести.
Рик покосился на часы — как долго он проспал! А его ждет
Тиба́льд. И более важные дела, чем заступаться за чьего-то
отпрыска. Но все-таки… деньги тоже не помешают.
Альбукер появился из кухни с кофейником и чашками.
Надо же, и вправду переживает за него! Сподобился кофе
сварить.
Дама скосила глаза на молчаливого таврака, отхлебнула из
маленькой чашки и, видимо, оценила его старания — кофе был
отменный. Рикард слушал гостью вполуха, заливая густым напитком
отвратительный клубок в желудке, оставленный недавним кошмаром.
А ноздри до сих пор ощущали гарь. И запах паленой кожи…
Проклятье! Ему нужен свежий воздух.
— Послушайте, миледи, ближе к делу, мне всё равно, виновен ваш
сын или нет, — наконец, прервал он поток объяснений, — вы платите —
я дерусь.
— Но он и правда не виновен! – всхлипнула гостья.
— Я вам еще раз повторяю: мне все равно. Вы платите — я
дерусь.
— Почему? Почему вы вообще это делаете? — воскликнула она и
всплеснула руками.
Вот уж глупый вопрос.
— Делаю — что?
— Позволяете убить себя за незнакомого человека?
— Во-первых, я же сказал — потому что вы платите. А во-вторых,
кто сказал, что я позволю себя убить?
— Но… если… вдруг… он убьет вас… я же… возьму грех на душу! Вы
должны знать хотя бы за что!
Дама переживает за себя. Понятно.
— Вы так спрашиваете, миледи, как будто хотите, чтобы он
всё-таки убил не меня, а вашего сына? Как-то путано, не
находите?
— Нет! Нет! — и она снова прижала платочек к глазам.
Каждый раз одно и то же. У него же на лбу написано — ему
плевать! Но им надо излить душу. Извиняются, что ли, заранее… Вдруг
его убьют? А ей потом гореть в очищающем пламени или в смоле
вариться, или куда там ещё отправляет грешниц святой отец на
утренних молитвах и проповедях в храме! Можно подумать, от того,
что он будет знать причину убийства, оно от этого перестанет им
быть. Да и не верит он в очищающее пламя. Пламя не
очищает…