Оскалилась.
Зубы белые, клыки длинные, острые. И вот после этого находятся
идиоты, которые утверждают, что будто бы альвы мяса не едят. С
такими от клыками только на спаржу и охотиться.
– Кстати, как зовут-то…
Альва склонила голову на бок.
– Ну… не хочешь говорить, и не надо, мы сами как-нибудь… – и
Райдо решительно повернулся к альве спиной.
Не уйдет.
А если вдруг хватит глупости, то…
…ей или в город, или в лес…
…и даже под дождем след пару часов держится, а пары часов
хватит, чтобы ее найти…
…правда, Райдо не уверен, что сумеет, он давненько не
оборачивался, но Нату такое точно не поручишь… и все-таки хорошо
бы, чтобы у этой упрямицы хватило мозгов остаться.
– Вот так, маленькая… еще ложечку… за мамашу твою безголовую… и
еще одну… а ты, к слову, сама поела бы… только не переусердствуй.
Нет, мне не жаль, но живот скрутит…
…скрутило.
От колбасы. От собственного нетерпения, которое заставило эту
колбасу глотать, не пережевывая. И теперь она осела тяжелым комом в
желудке, а сам этот желудок, давно отвыкший от нормальной еды,
сводила судорога.
Рот наполнился кислой слюной. Ийлэ сглатывала ее, но слюны
становилось больше, и она стекала с губ слюдяными нитями.
Она, должно быть, выглядела жалко.
И плевать.
Пес спиной повернулся. Широкой, разодранной ранами, расшитой
рубцами, которые, словно линии на карте… границы… и под этими
границами из плоти обретаются нити разрыв-цветка.
Если позвать… он слышит Ийлэ, а у нее хватит сил. И наверное,
даже в удовольствие будет смотреть, как этот пес будет корчиться в
агонии. Правда, тот, второй, который молодой и с ножом, отомстит. У
него, пожалуй, хватит сил пройти по следу…
Убивать нет нужды. Он сдохнет и сам, если не сейчас, то через
месяц… через два… или через три. Зима убаюкает разрыв-цветы и, быть
может, подарит надежду псу, что это – навсегда.
Или он знает?
Ийлэ сглотнула слюну.
Бежать?
Пока он не смотрит, занят с отродьем, пытается накормить, а та
глотает коровье молоко, но этого мало… еще бы неделю тому – хватило
бы, что молока, что тепла.
На этой глубокой мысли Ийлэ вывернуло. Ее рвало кусками
непереваренной колбасы и слизью, тяжело, обильно, и она с трудом
удерживалась на ногах, жалея лишь об одном – колбаса пропала.
– Когда долго голодаешь, а потом дорываешься вдруг до еды, –
сказал пес, но оборачиваться не стал, – то возникает искушение
нажраться, наконец, от пуза. И многие нажираются, только вот потом
кишки сводит.