– А я…
– Останешься в доме.
– Без тебя? – эта мысль определенно пришлась ей не по вкусу.
Ийлэ отвернулась, но отражение ее в витринах, слишком близкое,
слишком яркое, чтобы спрятаться, показало гримасу ее лица. – Я… не
хочу оставаться там без тебя.
– Они…
– Я знаю. Ты им веришь. Ты… они… твоей крови… расы… но я…
– Боишься?
– Да, – выдохнула она. – Боюсь. Я… я почему-то всего боюсь. И
это пройдет, наверное, но не сейчас… я понимаю, что они не тронут
меня, что ты запретил, только… мы вместе пойдем. Сейчас. Ладно? И я
могу на улице, а могу с тобой… и с тобой лучше…
Она ухватилась за эту мысль, которая самой ей показалась
внезапной, но вдохновляющей.
– Да, с тобой лучше… тем более, что я его знаю. Он неплохой
человек, только… он здесь всегда был. То есть, конечно, не всегда,
но раньше мне казалось, что шериф, он как город… часть города… и
мэр тоже… и доктор. Представляешь, какая глупость.
Ийлэ говорила быстро, пряча свое волнение за этими вот словами,
и Райдо слушал.
Сжимал безмолвного медведя. Улыбался, потому что кому-то нужно
было помнить, каково это вообще – улыбаться… и смотрел на витрины,
правда, видел в них вовсе не охрану Ийлэ, а саму ее.
Белое лицо, заледеневшее.
Маска притворной радости, хотя для радости поводов вовсе нет. И
содрать бы ее, но тогда только с кровью, потому как собственное
Ийлэ лицо не готово еще открыться.
– Они были, сколько я себя помню… и я думала, что так будет
всегда, до самой моей старости… лет до тридцати. А то и до
сорока.
– Мне тридцать восемь.
– Да? – Ийлэ остановилась. – А старым ты не выглядишь…
– Я и не старый вовсе.
– Не обижайся.
– Не обижаюсь, но… так что там с шерифом? Он тоже на чай
заезжал?
– Случалось, – она все еще стояла, разглядывая Райдо.
Тридцать восемь – это ведь немного?
У него братья старшие… и Кейрен, но тот сам почти щенок… и
вообще, Райдо не чувствует себя старым. Уставшим – это да, есть
немного. И еще больным, но потому, что он и вправду болен. А вот
чтобы старым… старость – это седина в волосах, руки дрожащие,
ноющие раны.
Или нет?
У него руки дрожат по утрам, а раны ноют постоянно, что же до
волос, то их Райдо сбривает, поэтому и не понятно, есть в них
седина или нет.
– Он больше виски любил. И табак. Мама называла его ужасным
человеком, а мне он нравился. Он привозил конфеты… не шоколадные,
шоколадные у нас свои имелись. Наша кухарка совершенно потрясающие
трюфели делала. А он приносил петушков на палочке. Или зайчиков.
Знаешь, таких, из расплавленного сахара? Дешевые…