И я достал вторую серебрушку.
Чиновник бросился к чернильнице.
Через десять минут я имел выписку из
городской книги, заверенную городской печатью. Я уже знал, кому я
её предъявлю, только ещё не решил, когда и как. Я знал, что девушка
находится в тюрьме в самом городе Конте. Что, в цепях и в клетке,
её не отвезли в другое место, а просто провезли по городу в знак
позора. И я знал адрес Семьюнелла фон Бартажи. Совсем рядом с
городской магистратурой.
Я подумал. Потом подумал ещё раз.
Вариантов было много. Я мог явиться к его сиятельству Семьюнеллу
под видом купца и дать взятку за освобождение девушки. Я мог
явиться к нему под видом разбойника и напугать его до полусмерти. Я
мог явиться к нему, как маг и потребовать освобождения, подтвердив
невинность девушки своим словом мага. Мог я многое, но не знал, как
поступить лучше. Поэтому я пошёл на площадь перед магистратурой,
выбрал трактир поприличнее и сел за стол. Заказал себе кружку
белого вина и тушёную рыбу под маринадом. И стал думать снова. Не
торопясь. И даже не сразу заметил, как к моему столу бочком, как бы
невзначай приблизился невзрачный человечек, в потёртой, изношенной
одежде, в потрёпанной обуви, с чернильницей на поясе и с
чернильными пятнами на руках. На плечах у человечка висела сумка,
из которой торчали куски бумаги и пергамента.
- Не нужно ли господину написать
прошение? – вкрадчиво спросил он, глядя куда-то вдаль и в сторону,
– Жалобу? Письмо? Любовную записку? Что-то иное?
Не сказать, чтобы я сильно удивился.
Чего-то подобного я и ожидал. Не зря же я попёрся в этот вонючий
шалман? Я чуть было ему не улыбнулся. Но, тут увидел его позу: он
был готов ко всему. Готов был ящеркой проскользнуть и сесть на
краешек стула напротив, выполняя заказ возможного клиента, и готов
был броситься со всех ног прочь, спасаясь от запущенной вслед
кружки вина. Этот человечек не ждал от жизни ничего хорошего. Ни от
кого. Если бы я ему, незнакомому мне человеку, улыбнулся, он бы
насторожился и перестал мне доверять. В ауре у него сквозили голод,
уныние и, где-то с краешка, робкая надежда.
Я поднял на него равнодушный взгляд.
Надеюсь, он выглядел, как равнодушный.
- Вот, что, голубчик, – процедил я,
– как там тебя?..
- Бергент, господин, – угодливо
подсказал человечек и впервые взглянул на меня. Не прямо, конечно
взглянул, вдруг оскорбит клиента прямым взглядом? Но взглянул. И в
ауре просияла линия надежды.