Гвалт, который поднялся следом
трудно описать словами. Каждый пытался объяснить себе и соседу, что
я не прав, что я сошёл с ума, что это лёгкие деньги, которые сами
бегут в руки… и каждый в процессе объяснения сам начинал
сомневаться. Такие деньжищи просто так не ставят! Мысленно я
улыбался: пока они не доспорят и не рискнут поставить деньги,
Пильцер отдыхает! Внешне я был хмур и озабочен.
- Господин граф! – обратился я к
Семьюнеллу, когда шум немного стих, – Ну, хоть вы объясните им, что
они не видят дальше собственного носа! Подтвердите, что и вы
поставили бы на Пильцера, будь у вас деньги!
- Ни за что! – выплюнул в ответ
слова граф, – Ни за что на свете я не поставил бы на вашу
доходягу!
- Значит, – медленно и значительно
произнёс я, – вы готовы были бы, что угодно поставить против?
- Да! – глядя на меня ненавидящими
глазами процедил Семьюнелл, – Я бы поставил против вашего пса что
угодно!
- Тогда у вас есть шанс доказать,
что вы не трепло какое-то, а ваши слова действительно имеют вес, –
произнёс я торжественно.
- Что вы имеете в виду? –
насторожился Семьюнелл.
Он явно пытался вновь овладеть собой
и мыслить трезво. Поздно! Слова, как известно, не ветер! Тем более
слова такого вельможи!
- Я имею в виду, – сказал я самым
благодушным голосом, – что у вас имеется кое-что, что я готов
принять, как ставку!
- И, что же это?
- Ваше реноме граф! Говорят, что вы
никогда не отменяете своих судейских решений? Я готов принять как
ставку ваше постановление об отмене судебного решения и оправдание
осуждённого!
Стало тихо. Скрип зубов графа слышен
был, пожалуй, на том конце поля.
- Нет! – сказал Семьюнелл
решительно, – Нет и нет!
- Тогда громогласно признайтесь, что
вы – трепло!
- Что?!!
- Вы же только что сказали, что
готовы на любую ставку. Любую, граф! Если вы так уж уверены в
победе Чермера, что вам мешает поставить на кон именно это?
- Ладно! – злобно оскалился граф, –
Но, что вы ставите против? Золото?
- Нет, – улыбнулся я ему ободряюще,
– я же не дурак. Я же понимаю, что золото вы не примете. Нет, честь
против чести, достоинство против достоинства. Если Пильцер
проиграет, я при всех поцелую ваши сапоги!
Раздалось настолько единодушное
«ах!», как будто это было заранее отрепетировано, и не раз.
Семьюнелл, опустив голову,
размышлял, я его не торопил, Пильцер отдыхал, распорядитель не смел
пикнуть, толпа безмолвствовала. Наконец, граф поднял глаза: