- Нет, конечно, – обиделся Бергент,
– он мне передал девушку на рынке и сразу уехал по своим делам. А я
дождался, когда он отъедет, и потом привёл девушку в дом.
- Фу-у, – вздохнул я с облегчением,
– Очень предусмотрительно! И про тюрьму, и про девушку. Как она?
Где?
- Плохо, ваше сиятельство, –
понурился Бергент, – она выглядит очень плохо. Она… не реагирует ни
на что. Как тряпичная кукла. Знаете, любая девушка, попав в
незнакомое место, непременно осмотрится, что-то потрогает, про
что-то спросит. А здесь она даже головы не повернула. Смотрит в пол
– и всё! Видимо, тюрьма её сильно надломила! Впрочем, тюрьма редко
кому идёт на пользу!
И Бергент уныло покачал головой.
- Её надломила не тюрьма, – негромко
пояснил я, – её надломила несправедливость. И обманутые
надежды.
И я пошёл в комнату к Тилли. Она
сидела на кровати, в сером, мешковатом платье, сложив руки на
коленях и глядя в пол. На меня не взглянула. Аура её была абсолютно
серой, такая бывает у человека, совершенно опустошённого
эмоционально. Я однажды видел похожую ауру у щенка, ни за что
побитого злыми мальчишками.
- Здравствуй, Тилли, – тихонько
сказал я, подходя ближе, – Здравствуй, бедняжка. Ты меня
узнаёшь?
Тилли подняла на меня равнодушный
взгляд. В ауре ничего не шевельнулось. В лице тоже.
- Да…
- Тилли, мы с господином Бергентом
добились твоего оправдания. Твой приговор отменён. Ты больше
никогда не вернёшься в тюрьму. Никогда! Ты меня понимаешь?
- Да…
Без просветов. И в лице и в
ауре.
- Тилли, ты не голодна? Скажи, что
ты хочешь покушать, и я это непременно достану! Мясо? Рыбу? Фрукты?
Тортик? Хочешь тортик?
- Нет…
Всё серое, как в сером тумане.
- Может, ты хочешь поспать? Ты
устала?
- Нет…
- Хочешь, выйдем в сад? Там
солнечно, ясно, поют птицы, шелестят листьями деревья, там
прекрасные цветы распускают бутоны. Мы пойдём, нарежем самых свежих
и лучших и поставим их в самую красивую вазу! Хочешь?
- Нет…
- Вот так уже битый час, – тревожно
шепнул сзади в ухо Бергент. Я уж не выдержал, мальчишек за
мороженым послал. Представляете, ваше сиятельство, мороженого –
мороженого! – не ест.
- Тилли, хочешь, пойдём на море?
Будем слушать прибой, ходить босыми ногами по жёлтому песочку и
бросать в море мелкие камушки, чтобы они прыгали по воде? Возьмём
внаём лодку под парусом и уплывём так далеко, что земли не будет
видно, только голубой и лазурный простор? А потом вернёмся назад,
купим у рыбаков рыбу и запечём её на углях костра? Большущими
кусками? И будем есть печёную рыбу и запивать белым вином?
Хочешь?