Брови Колдуна прыгнули на лоб, но
быстро вернулись назад.
- Я хочу временно поселить девушку в
этом домике, пока мы с вами, шеф, не придумаем, как найти выход из
этой ситуации, которая только кажется безвыходной. Ибо вы меня сами
учили: безвыходных ситуаций не бывает!
- Ну, что ж, пойдёмте в домик, –
просто произнёс Колдун и пошёл по невесть откуда появившейся
тропинке.
Я взял Тилли за руку и пошёл за ним.
А на ходу я открыл с Колдуном канал связи. Помните, я рассказывал,
что у Колдуна был такой канал связи с Попугаем? Так, вот, как
только меня инициировали в маги и чародеи, как только у меня
появилась возможность порой исчезать из поля зрения моих
наставников, Колдун в принудительном порядке устроил такой канал
связи и со мной. Я потребовал, чтобы канал был всегда закрытым и
открывался только по моему желанию, в случае крайней нужды. Колдун
согласился, но взял с меня слово, что если такая нужда настанет, я
медлить не буду. На том и договорились. И сейчас мы мысленно
беседовали, совершенно не заметно для Тилли. Мало того, Колдун
разговаривал с нами одновременно, со мной мысленно, а с Тилли
вслух. Девушку он расспрашивал о её семье, о том, почему она
покинула Минопакс, то да сё, а со мной он уточнял мой план по
спасению. Какой должен быть домик, насколько заброшен, что должно
быть кроме домика, должен ли быть сарай, что должно быть в сарае и
всякое такое прочее. Такое вот у него оказалось раздвоение
сознания. Впрочем, это ему совершенно не мешало. Я был уверен, что
Колдун легко сможет одновременно общаться и с тремя и с четырьмя, а
то и с пятью собеседниками, так, что каждый будет уверен, что
Колдун общается только с ним лично. Я отвечал ему очень подробно,
объяснил про свою задумку и описал то, что мы должны увидеть, когда
придём к домику. Тилли отвечала Колдуну односложно, а по большей
части либо отмалчивалась, либо мычала что-то невразумительное.
Когда мы подошли к домику, я
вздохнул с облегчением. То, что нужно. В самую точку. Домик был
почти новый, но чувствовалось, что в нём долго никто не живёт:
ставни слегка покосились, кое-где облупилась краска, некоторые
палки плетня подгнили, отчего весь плетень слегка наклонился. На
четырёх палках плетня висели кувшины, перевёрнутые вниз горлышком и
надетые на палки. Они тоже создавали видимость заброшенности:
краска на половинках кувшинов выгорела на солнце, хотя вторая
половинка выглядела свежее. Мы поднялись по скрипучему крыльцу и
открыли скрипучую дверь. Да, уж, скромный аскетизм. Миниатюрные
сени. Небольшая комнатка. Слегка закопченная печь, которая занимала
половину домика, столик, пара табуреток, лежанка в углу. Несколько
сундуков вдоль стены. Колдун подошёл к печи и снял загнеток. В печи
оказались всякие горшки, большие и маленькие, достаточно чистые,
между прочим. Колдун принялся открывать сундуки. В одном оказалось
постельное бельё, в другом всякие тарелки и миски, ножи и ложки. Я
успел разглядеть ещё сито, половник, тёрку. В третьем – плотно
завязанные мешочки с наклеенными бумажками: пшено, горох, ячмень,
просо, бобы, мука, соль. Сушёные и перемолотые ягоды черёмухи,
смородины, облепихи, орехи. Ещё в одном – всякая хозяйственная
мелочь: мотки верёвки, свечи, куски ткани, нитки, иголки, ножницы,
мыло. Ещё в одном сундуке – инструмент, молоток, гвозди, клещи,
топорик, пила.