– Адель вер туче! – мужчина, чье разбухшее
тело никак не гармонировало с тонкими конечностями, мягко подошел ко мне и
все–таки схватил за запястье. Ласково погладил тыльную сторону ладони большим
пальцем – этот жест мне показался неуместным, каким–то чересчур интимным,
поэтому я, зашипев, выдернула руку. Кровь прилила к моему лицу, что незнакомца
несказанно развеселило. Он расхохотался, запрокинув голову. – Ту биче неррасте
вохе!
«Ту биче неррасте вохе, неррасте вохе», –
я мысленно пыталась заучить фразу, чтобы когда–нибудь потом понять, что сказала
жаба перед тем, как потрепать меня по пылающей щеке.
На этом моя пытка закончилась. Очередная
команда «зиго хест!», и я, забыв про упавшее сердце и подгибающиеся колени,
словно лань, уходящая от выстрела, понеслась прочь, едва не сбив с ног стоящую
на пороге сестру.
Сейчас, год спустя, я уже точно знала, что
произнес Джовиро Корви. Все сводилось по смыслу к фразе: «Да она просто
красавица!»
Выходило, он никогда не видел настоящую
Адель? Или знавал ее лишь в нежном возрасте? Скорее всего так, иначе я не жила
бы спокойно все остальное время. Конд сто раз был прав, когда предупреждал, что
все мы с годами меняемся, и не стоит бояться тех, кто нас не узнал.
Пусть я писала с ошибками, и почерк был
далек до каллиграфического, но я села за ответное письмо, где осторожно описала
давний визит Джовиро Корви. Пусть и здесь брат поможет «вспомнить» очередного
родственника.
Ответное письмо я получила лишь через
месяц и не самым обычным способом. Его вручили тайно. Сунули в руку, когда я с
отрядом сестер отправилась на ярмарку в соседнюю деревню. Монастырь жил не
только подношениями, но и собственным трудом. Отличная сыроварня, скотный двор,
художественная мастерская, где не только рисовали на полотнах лики святых, но и
обжигали статуэтки из глины, небольшой ткацкий цех, в котором производилась
удивительная ткань, называемая «стадори», что переводилось как
«жизненная сила». Пусть ткань выглядела грубой, стоила она неимоверно дорого –
за метр неширокого полотна отдавали три овцы. Ткань охотно покупали старики и
молодые, беременные и болезные люди, уезжающие в дальние странствия или
желающие защититься от лиха, и все потому, что в нити стадори вплеталась
оберегающая магия.
Я лишь раз видела и то с трудом упросила,
чтобы мне показали, как одна из старейших монахинь – полуслепая, с болезненно
распухшими суставами, творила волшебство, одобренное святой парой. Да, в этом
мире магия делилась на светлую и темную. Одна считалась благодатью, другая злом,
несущим страдания.