Тогда я еще не разбирала местную речь, а
потому подчинялась коротким командам, к которым монахини приучили меня, точно
пса. Мое упорное молчание из–за нежелания выдать себя и заговорить на неведомом
им языке списывалось на посттравматический синдром, отчего ко мне относились
как к слабоумной, способной понять лишь простые фразы.
– Зиго хест! – неожиданное появление в
проеме двери одной из сестер застало меня врасплох – я едва не выронила книгу с
картинками (иную пока «читать» не могла). Отложив ее в сторону, я смиренно
опустила глаза и подчинилась. Выражение, значащие «Иди за мной!», я слышала
чаще других.
Сестра привела меня в комнату, где я уже
была прежде – именно там меня осматривали по прибытии в монастырь.
Настоятельница сидела за большим столом,
на котором, кроме бумаг, чернильного набора и объемного сундучка, куда
прятались пожертвования, ничего связанного с религией не находилось. Она витала
в воздухе запахом благовоний, слышалась в шепоте монахинь, непрестанно читающих
молитвы, строго взирала с картин, изображающих деяния святых. В этом мире бог
имел иную историю, а потому стену над креслом настоятельницы украшало не
распятие, а скульптурный барельеф с изображением святой пары, держащейся за
руки и взирающей на присутствующих с грустью и любовью.
Войдя в кабинет, я застала как раз тот
момент, когда первая дама монастыря на вес определяла щедрость подношения. Ее
благодарная улыбка была куда скромнее, чем тогда, когда за мое пребывание в
тихой обители заплатил Конд. Мальчишка был расточителен.
Мужчина, который только что расстался с
бархатным мешочком, живо обернулся, и я сосредоточила свой взгляд на нем.
Жаба. Я ничего не имею против амфибий, но
в руки никогда не взяла бы. Вот и здесь, заметив сальную улыбку и протянутую
ладонь, выражающую готовность то ли облобызать мою, то ли в порыве чувств
прижать меня к объемному животу, я сделала шаг назад.
– Адель, си гурто Джовиро Корви–Дуг, –
строго произнесла настоятельница.
Мое сердце оборвалось и сползло куда–то
вниз. Колени подогнулись, и я рухнула на ловко подставленный сестрой стул.
«В монастырь пришел кто–то из
родственников Корви! – я запаниковала. – Сейчас меня выведут на чистую воду!
Боже, знать бы еще, чем грозит присваивание чужого имени! А вдруг срок? Здесь
же явное средневековье, где судят абы как. Еще ненароком сожгут за вранье».