— Угу.
***
Обедали во дворе, потому что с утра я красил кисточкой окна. И
пол в коридорчике ещё не совсем просох.
— Проветрится ли до завтрева? — тревожился дед.
— Как погода, — откликнулась бабушка, разливая по кружкам
«кохвий». — Сегодня исповедник Никифор. Если солнце не сядет в
облако, будет вёдро.
Вот те раз! Про цветы-то я и забыл! А вдруг ливанёт?!
— Можно мне велик взять на час-полтора? — спросил я, когда все
замолчали.
— Здрасьте! А в лавку за керосином? — напомнила бабушка.
— Нехай берёт, — вступился за меня дед. — Сашка сегодня у нас
молодчага. Хорошо окна покрасил. Может же, если захочет! А в лавку
я сам схожу вечерком. Заодно и к Петру загляну. Что-то там у
него…
Он ещё проговаривал последнее предложение, а я выскочил из-за
стола, пока взрослые не заметили моих пылающих щёк.
— Только не допоздна! — догнал меня бабушкин голос. — Ты ж не
забыл? Завтра маму едем встречать…
***
Приятно когда тебя хвалят не за какую-то мелочь, а за хорошее
дело, к которому голову приложил. Подумаешь, окна! Для моряков это
пыль. Я когда-то за сорок минут радиорубку покрасил. От рог до
копыт: подволок, палубу, переборки, включая труднодоступные ниши за
аппаратурой. Не по работе, не на спор, просто устал ждать, когда у
матросов руки дойдут до моего хозяйства. С утра подошёл к
боцману:
— Давай кисточку, грунтовку, эмаль…
— Зачем тебе?
— Красить.
— А колер?
— Сам подберу.
Сунул он мне ключи от кандейки:
— Ну, иди, подбирай!
И усмехнулся. Типа не хватит в моей голове извилин, чтобы
салатную краску на четверть разбавить белилами. Заходил потом в
радиорубку. Любопытствовал, как я «перевожу добро на говно».
Хвалить не хвалил, но поинтересовался:
— Быстро ты. Откуда таланты?
— От деда. С детства ещё…
Он и правда, сегодня с утра учил меня этому ремеслу. Открыл
банку с масляными белилами и тщательно перемешал содержимое.
— Смотри, Сашка! Краску нужно размазывать, а не лепить. Вот так,
сверху вниз, или слева направо. Чтобы не было там густо, а там
пусто…
— Да понял я, понял! — Ох, и не терпелось мне самому взяться за
дело, показать всю свою прыть.
— Ну, добре!
Дед никогда не стоял над душой. Сказал, показал и ушёл. У него
ведь тоже дела. Стены и потолок большой комнаты были уже покрыты
известковой побелкой, пол покрашен, остальное за мной. Нужно же
когда-то заканчивать с этим ремонтом. Последние двое суток я
ночевал в половине Ивана Прокопьевича, а мои старики на топчане,
под виноградником. Хорошо хоть дождя не было!