- Я знаю, о чем говорю…
И кёниг, положив ладонь – а слышала я, что они у него тяжелы, и
не каждый мужчина способен выдержать вес золотой руки Вилхо –
отвечал:
- Что ж, тогда я приму твою клятву и службу. А потом мы разделим
хлеб, потому что таков обычай на этой земле.
- Знаю, - ответил Янгхаар, поднимаясь. – Помню.
И никогда больше он ни перед кем на колени не становился. Что же
до Вилхо, то он сам преподнес гостю золотые браслеты, и на пиру
усадил по правую руку, на турью шкуру, и подал рог с южным сладким
вином. Клятву выслушав, дал кёниг власть над сотнями аккаев.
Напомнил лишь:
- Ты обещал, что Север покориться моей воле.
Так и вышло.
С той поры звали Янгхаара не Клинком Ветра, но Мечом Вилхо,
праведным и беспощадным. И легли под тем клинком мятежники, не
желавшие признавать кёнига. А за ними поклонились Вилхо свободные
вайены, сдались злые каамы, и даже бледнокожие золотоволосые туиры,
которые хвастались, что не победить их в бою, назвали Вилхо своим
кёнигом.
А ему все было мало.
И вновь выходили в море драконоголовые корабли, неслись по
долинам всадники с волчьими головами на щитах, гудели рога, требуя
одного: смирить гордыню, поклонится Вилхо Кольцедарителю малой
данью, избегая большой крови.
Зол его Меч.
Ненасытен.
Точит его изнутри голод неутолимый, от отца, Укконен Туули,
доставшийся, гонит вперед ярость, и черная предвечная бездна
клокочет в крови.
Силен он дареной нечеловеческой силой.
Умел.
Свиреп, словно дикая вьюга.
И сердца лишен: побоялся Укконен Туули, что не выдержит оно,
человеческое, той боли, которую он сам испытал, не захотел, чтобы
страдало единственное дитя, вынул сердце из груди да спрятал.
Потому-то не ведает жалости Янгхаар Каапо.
Карает отступников. Стережет границу. И горе тому, кто посмеет
бросить ему вызов.
О да, кто ж на Севере не слышал о Янгхааре Каапо?
Но верно, мало правды было в этих сказках, если мой отец решил
его обмануть.
Глава 2. Время Ину
Тот год выдался тяжелым для моего отца. Почтеннейший Ерхо Ину,
прозванный Тридуба не то за мощь, не то за редкостное упрямство, по
первым дождям вернулся в Лисий лог. А ведь прежде в родовое
поместье Ину отец заглядывал нечасто.
Забравшись под крышу конюшни – и высоко, и сухо, и вид
открывается чудеснейший - я жевала хлебную корку и смотрела, как
медленно тонет в весенней грязи поезд. Мелкий дождь вымочил стяги и
пышные собольи хвосты на копьях - знак древности и силы рода.
Понуро брели кони, а нарядные плащи отцовской стражи поблекли,
будто выцвели. И сами всадники сгорбились…