– Поняла, – кивнула Марлина именно этому, альтернативно мыслящему. – Я пошла.
Я затаила дыхание и навострила уши.
Хлопнула дверь и послышался тоненький – ух ты, как старается – голосок:
– К вам мо-ожно? Это я, Марлина.
В ответ раздалось суховатое:
– Раздевайся, ложись в кровать. Я пока занят, подожди.
Через минуту кровать заскрипела. И наступила тишина.
Чем он там занят-то? И когда освободится? Ведь мы – Марлина и я – ждём… Чем бы пока заняться самой? Оглянулась – и чуть не завопила: оказалось, что к моей засаде тихонько присоединились несколько сабельников. Присоседились – и сидят. Только глаза в полутьме блестят. И не похоже, что они собрались тут герцога от Марлины защищать – ухмылки даже при свете луны разглядеть можно. Интересно, как бы прокомментировала сложившуюся ситуацию леди Анель? Ханжой моя тётя не была.
Сидели мы не зря.
Через пять минут я в первый раз в жизни услышала, как орут герцоги.
Утром все зевали. Потому что ночь выдалась бурной. После первых воплей их светлости мы минут двадцать наслаждались перепалкой:
– Думаешь, коли герцог, можно честной дев… тьфу, вдове, голову морочить?! Мне сказали прийти, ну я и пришла! А теперь, значит, передумал, а? И что тебе не так? Гляди, какая грудь! У кого найдёшь такую грудь?!
– Кто именно сказал прийти?
– Такой в синем мундире, кра-асивый, с усами! Иди, говорит, Марлина, к нашему герцогу, счастье тебе будет! Где, где моё счастье?
– Убирайся из моей кровати немедленно!
– Голой, что ли? Не пойду! Я честная женщина!
Рядом со мной кто-то сдавленно хрюкал, я кусала кулак, чтобы не захохотать в голос.
Месть сиротки началась.
И тем же утром, запрягая коней, я случайно услышала прозвище герцога, ходившее среди сабельников. Кабан, так его звали. Кабан умён, свиреп, беспощаден, злопамятен, жаден и похотлив.
Да, это точнее, чем Паук.
А направляемся мы сейчас не в Кентар, а в лежащий чуть в стороне от тракта городок под названием Керемен.
Алэр Туан Арс Сейсиль Эл’Суани
Владыка Небесный, ну какой же я тупой, наивный, беспросветный дурак! Настоящий идиот! Глупый ягнёнок, отправившийся ко льву за правосудием! Ну да, мне только восемнадцать, но соображать же надо! Да, я был безумно зол и обижен на соседа, который заискивал и подобострастно гнул спину, пока был жив отец. Но стоило тому уйти – и этот гад, прикидывавшийся другом, тут же попытался оттяпать у меня поле и заливной луг. Мол, отец их ему подарил. И ничего, что нет ни документов, ни слова в завещании, зато якобы есть воля усопшего и дворянское слово. А ещё – подкупленный судья и желторотый юнец, впервые в жизни оставшийся без опеки…