Тусклый свет редких фонарей
выхватывал из темноты стоящие в ряд машины сотрудников. Легкий
ветерок обдувал лицо, даря вожделенную свежесть. Вой сирены скорой
помощи, мчащейся по улице за забором, навеял невыносимую тоску.
Опять спать не придется. Вздохнув, я закрыл машину и поплелся к
главному корпусу.
Внезапно из-за кустов вышли трое
здоровенных мужиков в черных плащах и преградили мне дорогу.
Накинутые на головы капюшоны скрывали черты лиц, но я нутром
чувствовал, что от этой троицы ничего хорошего ждать не
приходилось.
– Это он? – спросил один другого, а я
впал в ступор и молча разглядывал странных типов.
– Он, – подтвердил второй. – Артефакт
на него указал.
– Берите его и уходим, – распорядился
первый.
Двое слаженно двинулись на меня, я
попятился.
– Мужики, вы чего? – потрясенно
выдохнул я, судорожно соображая, что вообще происходит. – Я врач.
Вы меня с кем-то спутали.
Типы в черном не реагировали, упорно
надвигаясь монолитной стеной. Я огляделся, ища пути отхода. Как
назло, вокруг оказались ряды машин, но попытаться стоило. Я швырнул
в мужиков сумку и рванул к забору. Резкая вспышка боли обожгла
затылок, и в следующую секунду я уже летел в черноту.
Антон
На краю сознания маячила ноющая
навязчивая боль, словно прилипший к лобовому стеклу листок. Она
раздражала и никак не позволяла забыться окончательно.
Рядом раздавались глухие мужские
голоса, но я не мог разобрать ни слова. Один бубнеж да карканье.
Веки будто приклеились, не желая подниматься, уши заложило.
Внезапно в лицо ударил поток ледяной воды, и я тут же сделал резкий
вдох и закашлялся.
Пока я тряс головой и пытался хоть
немного прийти в себя, меня кто-то схватил за волосы и заставил
смотреть вперед. Передо мной открылась настолько нереальная
картина, что я в сердцах бросил:
– Вот черт!
Блеклый свет чадящего факела позволял
разглядеть каменные стены и пол, давным-давно потемневшие от
времени. В дощатой двери квадратное окошко закрывала решетка.
Жуткая вонь гнили и испражнений мгновенно вызвала тошноту. На
стенах болтались цепи с кандалами. Собственно, я сам был как раз
прикован одними такими побрякушками и в полной мере наслаждался
болью во всем теле от неудобного положения со вздернутыми вверх
руками.
И посреди всего этого великолепия
стоял маленький толстячок в шортах-шароварах, коротком
красно-золотом сюртуке, туго обтягивающем выпирающее брюхо, белых
чулках, подвязанных кокетливыми розовыми бантами, и остроносых
ботинках. На голове у него красовался бархатный берет, а из-под
него во все стороны торчала копна рыжих кудрей.