Бежить, прискокваючи.
И в первый день червеня усадила я-таки бабку на подводу. Ох и
мрачна она была, что сыч поутряни. Губенки поджала. В шубейку,
Киреем дареную, укуталася, золотом обвешалася, как только силенок
хватило с обручьями да перстеньками сладить. Станька при ней. И
жаль ее, поелику ведаю, что вся бабкина обида на Станькину
безвинную головушку выплеснется, а оставить в столице… и бабку без
пригляду…
- Ты не думай, - Станька меня по руке погладила. – Я все
понимаю. Захворала она, а поправится и прежнею станет.
Я только вздохнула. Может, конечне, и станет, да… чем дальше,
тем меньше в то веры. Но что уж тут поделаешь? Не отказываться же
ж, пусть и крепко переменилася моя Ефросинья Аникеевна, а все одно
родная, и не бросишь ее, не выставишь за ворота, сказав людям,
будто ведать не ведаешь, знать не знаешь…
- Ты ее до тетки Алевтины довези. Она, глядишь, и
сподмогнет.
- Ишь, шушукаются, - не удержалася бабка, на мешках с шерстью
ерзаючи. – Что, сговорилися? Иль, лядащие… бабку спровадят, а сами
блудить… за вами глаз да глаз нужон…
И пальчиком погрозила.
А на том пальчику перстней ажно семеро. Царское теще меньше
носить невместно.
- Ох, не те ныне времена пошли… не те… - бабка головою покачала.
– Пороть вас некому… был бы жив твой, Зослава, батюшка, он бы за
розгу взялся…
Поцеловала я бабку в напудренную щеку – без пудры она, как и без
украшениев ныне на люди не казалась, а я и не спорила, пущай, если
ей с того легше – и сказала так:
- Свидимся еще… я летом приеду.
- Кому ты там нужна, - ответила она и отвернулася.
Обидно?
Обидно. И горько. И от этое горечи душа кривится, корежится, что
дерево, в которое молния ударила. Ничего, не перекорежится, верить
надобно. В то, что сыщется у тетки Алевтины средь трав проклятых
тайное средство, которое бабке моей розум вернет и душу залечит. В
то, что станет она, как прежде, мудра и к людям добра. Что не
забидит Станьку, которая сирота и деваться ей некуда. Что нонче же
летом возвернуся я в родные Барсуки… и что не одна.
Муж?
Я сжала половинку монетки, которую ныне носила в мешочке, а
мешочек – на веревочке. Веревочкою этой руку обкрутила да слово
особое сказала, чтоб не развязалась она, не рассыпалась. Ведаю, что
монетка заклятая, захочешь – не потеряешь, а все одно…
…а в другом мешочке корень, теткой Алевтиной даденый.