– Я тебя, Емеля, ещё вот таким курвёнком знаю. – Он показал рукой на уровень своего колена. – Небось, отхлынул от службы. Я гляжу, у тебя и карюха другая появилась. А ведь с лошадью тебя не отпустили бы. Где кобылу взял? Кони, да ещё с седлом, по степям не гуляют.
Пугачёв возмутился:
– Что ж я, по-вашему, аль не служивый казак, иль я голь перекатная! Мне и жалованье платили. А коня. Что конь, я его на барышном базаре в Таганьем Рогу купил.
– Уж не у цыгана ли? – заржал старшина. – Оно и понятно: цыган и жеребится, и пасёт, и подковывает, и сбрую ладит.
– А хоть бы и у цыгана. Мне-то что. Что было, то и купил – по цене пришлась.
– Брешет, небось, – поддержал своего товарища второй старшина. – Знаем мы тебя. Купил он!
Атаман уставил свой кривой палец на Емельяна:
– Во, слышь, Пугачёв, не верят тебе станичники. Ну, коль купил, докажи. Покупная есть?
Пугачёв негодующе всплеснул руками:
– Вот, извините, братцы! Не догадался! Да кто ж мне покупную на базаре выправит. Базар, он и есть базар. Там, известно, два дурака: один продаёт, другой покупает.
– Ты тут нас не дурачь, Емеля, – настрожился атаман. – Поезжай и привези документ на лошадь. А если не так, то будем считать тебя вором и разбойником. Даю тебе неделю срока. Понятно ли?
– Понятно, чего не понять, – смиренно сказал Пугачёв и встал. Потом стал кланяться: – Вот спасибо, братцы, – приветили служивого.
– Ну-ну, ты комедь-то не ломай, Емеля, – приструнил старшина. – Если ты прав, то привези покупную, да и дело с концом. Ходи давай.
Пугачёв молча пошёл к порогу, но у самой двери его остановил вопросом старшина:
– А ещё мы слышали, Емелька, что под Таганьим Рогом ты будто подговаривал казаков бежать на Кубань. Правда это?
Емельян повернулся, насупился:
– Наветы всё это. Ветер-то свистит, да кто его поймёт, о чём он. Наветы это всё, истинно вам говорю. Ну, прощайте, братцы.
Когда Пугачёв вышел, старшина вздохнул:
– Сразу видно – Разина порода. Эх, зря мы его отпустили, уйдёт ведь в степи. Ведь не зря же слух ходил, что шатался он по скитам да станицам, смущал народ нечестивыми речами. Уйдёт ведь.
– Это да, в Емельке семя Разино произрастает. Ну, ничего, – отозвался атаман. – Пусть волю почует. Вот ужо прискачет Спирька Голоштанный, он-то всё видел и слышал. Уж он-то докажет.
Придя домой, Емельян долго в задумчивости сидел за столом. Глаза его рысями бегали из стороны в сторону, словно выслеживали дичь, а кулаки тёрли столешницу, будто крутили мельничку. Софья заметила его мрачное настроение, испугалась: