- Я рад за вас.
Зуд прошел.
А кожа будто покрылась чем-то осклизлым, но не сказать, чтобы
неприятным.
- Не дерите, - Генрих приоткрыл один глаз. – Это мелкие…
насекомые… сядьте, звучит мерзковато, а на деле они столь крохотны,
что глазом не различить. Они обретают в самом источнике, а питаться
там нечем. Вот и поглощают жиры и пот. Кожу очистят до скрипа, а
заодно уж смягчат все рубцы и шрамы. Что я могу сделать для
вас?
- Помимо ванны и ужина?
- Ужин подадут сюда, - Генрих щелкнул пальцами и где-то далеко
раздался звон колокольчика. – Но утром вы уедете.
- Это приказ?
- Совет. Как я сказал, этот город принадлежит моей семье, а я
лишь часть ее. И полагаю, о вашем прибытии отцу уже доложили. Утром
мне доставят распоряжения, вероятнее всего, памятуя о моем дурном
нраве, за подписью Императора. Я буду обязан исполнить их, если не
пожелаю прослыть мятежником. И почему-то мне кажется, что эти
распоряжения коснуться вашей… миссии.
- Так вас же уполномочили… содействовать?
Тело стало мягким.
Чужим.
Расслабленным. Пожалуй, Ричарду и языком шевелить лень было.
Закрыть бы глаза и в дрему погрузиться, восстанавливая прерванный
сон.
- Меня попросили содействовать, - уточнил Генрих. – И просьба
исходила от папенькиного старого приятеля… скажем так, их дружба
никогда не мешала придерживаться радикально разных взглядов на то,
что пойдет на пользу Империи…
Во всем виновата была вода.
И тепло.
И место это, наполненное вязкой тишиной, теплом и паром.
Усталость еще. И пережитое вместе, что, конечно, объединяло…
- Теперь на мне долг крови… и рода, - Генрих закрыл оба глаза. –
Я не собираюсь его забывать, но… вы понимаете, вам еще рано
начинать открытую войну.
- Грядет беда.
- Да, я помню. В городе уже расклеивают листовки с
напоминаниями. Стражу усилим, защиту… кладбища… сам видел.
- Видел, -- согласился Ричард. – На этот раз все будет иначе…
оно, чем бы то ни было, набирает силу…
Излагать выстраданную свою теорию, лежа в ванной – что может
быть глупее? Но, видно, ночь такая, на глупости гораздая, вот
Ричард и говорил.
Кратко.
А Генрих слушал.
- В этом есть смысл, - сказал он, пошевелив пальцами. – Ноет…
надо будет сочинить что-то героическое батюшке… или правду
рассказать? Боюсь, правду он не примет… не сразу… значит,
полагаешь, будто твоя монетка – это своего рода манок для
нечисти?