Гоблин еще раз посмотрел на зеркало, затем
перевел взгляд на камеру на потолке.
–
Там никого нет, – заключил он. – Уж тогда в камеру показывай. Вон
туда. Ей, Стлив! Это тебе за то, что сожрал с утра все пончики и не
поделился.
Гоблин отошел в сторону, чтобы его узкая
спина не загораживала мой жест.
Медленно опуская палец, я впервые задумался,
что за зеркалом действительно может никого не быть. Грустнее всего
думать о том, как я выглядел все то время, пока детектив не вошел
сюда. Ну тоже плюс. Может теперь они отправят меня в желтый дом,
вместо синего? И зачем вообще наблюдать за допросом через стекло,
если вся комната утыкана жучками и камерами? В своем мире мне
стоило смотреть фильмы посовременнее.
– Вы
незаконно продержали меня тут все ночь, – заявил я. – И я требую
адвоката. И буду просить компенсацию за моральный ущерб.
Знаю
я эти правила. Они на любой планете должны быть плюс-минус
одинаковые.
Детектив молча залез на такой же, похожий на
детский, стул. Нам только столиков не хватало, чтобы устроить
настоящий детский праздник. И шариков из картошки, чтобы начать
кидаться ими друг в друга.
– Ты
знаешь, за что мы тебя задержали? – спокойно спросил
Оглах.
Все
понятно. Хочет, чтобы я ему сам рассказал в чем виноват. Так я и
перечислил все свои грешки. Ищи дурака! Ну уж нет.
– Не
знаю, – твердо ответил я. – И все еще требую адвоката.
–
Ладно, – выдохнул гоблин.
Затем он достал из внутреннего кармана плаща
какой-то чип и бросил на стол.
–
Что это? – спросил я.
–
Пару дней назад на одной станции метро старушка бросилась под
поезд…
– Ее
фамилия случайно не Каренина? – усмехнулся я, пытаясь максимально
продемонстрировать свою непричастность.
Но
учащенный пульс все равно снова появился в углу моего
«экрана».
–
Хах, – совершенно искренней усмешкой ответил гоблин и продолжил: –
Мы разобрали эту старушку по частям и обнаружили, что некто Георг
Восемьдесят Три взламывал ее систему незадолго до
смерти…
Я
незаметно сглотнул.
Дак
вот в чем дело. У них есть информация, что я залезал в голову
бабуси. Но если так подумать, это совершенно ничего не значит. Не
буду признаваться. Нет доказательств. Они будут вынуждены выпустить
меня, после того как не смогут ничего доказать.
– Я
не буду ничего говорить, – помотал головой я. – Если хотите чего-то
добиться – зовите адвоката.