— Даже платье, — показывает на мое более чем скромное одеяние и
презрительно кривит губы. — Даже эта тряпка — моя!
— Когда-то я готовилась к поступлению и подумала, что это могло
быть лучшим вариантом… — хватаюсь за горло. Помню, как отец
рассказывал о магии, еще когда мама была жива. Он даже тренировал
меня немного, обучал кое-чему. Секретно, поскольку без обучения в
Академии пользоваться магией нельзя, любой мог стать
магом-отступником. Государство жестко контролировало использование
магии.
Матильда в это время подходит к столику, на котором еще стоят
грязные чашки, поднимает сверток с красной лентой. Срывает
сургучную печать и расправляет документ перед моими глазами.
— Ты где-то видишь свое имя на приглашении?
Впиваюсь глазами в текст:«Приглашение для прохождения
вступительных экзаменов для дочери Клауса Грейша. Имя». Пустое
место. Они не заполнили приглашение. Не знали? Но Скайер точно
обращался ко мне как к старшей дочери. Ничего не понимаю.
— Я облегчу тебе задачу, — хмыкает мачеха и проходит к комоду,
на котором лежат письменные принадлежности, берет белое перо,
обмакивает его в чернила и что-то быстро пишет. Бумага вспыхивает
золотым магическим свечением. Документ инициирован. Но как?
— Смотри, — она возвращается ко мне и сует под нос документ.
Читаю имя на приглашении и глаза тут же обжигают слезы. — Что ты на
это скажешь?
Изабель
Аннабель Грейш выведено на листке. Приглашение легко
инициировало чужое имя поскольку отец в свое время не только
женился на Матильде, он еще и удочерил ее ребенка.
Выпрямляюсь:
— Я и без приглашения могу пройти испытания!
— Ах ты негодница! — вскрикивает Матильда и мне прилетает
звонкая пощечина. Щеку обжигает. — Посмотрим, как ты сможешь это
провернуть, сидя взаперти!
Словно из-под земли выскакивает Олаф, хватает и тащит меня в
комнатку под лестницей. В ней не только окон нет, там развернуться
негде.
— Нет! — кричу, но это бесполезно, меня запихивают в пропахшую
ветошью и влагой темную конуру.
— Посидите и подумайте над своим поведением, корнесса, — хмыкает
Олаф и закрывает дверь, отрезая меня еще и от света.
Всхлипываю, поскольку в горле комом застревает крик обиды.
Спускаюсь на холодный каменный пол. Слышу, как глухо кричат и
топают наверху. Мачеха в ярости.
— Эй, — произносят за дверью, — Не плачь…