- Я тебе тюлень, что ли, в цирке, чтобы прохаживаться... -
пробубнил Валерыч, но, затем, с явным удовольствием сделал
несколько шагов туда-сюда.
- Ну, точно! И ведь почти не хромаешь теперь... Покажи новый
протез!
- Вета, прекрати издеваться над контуженным! Садись лучше в
машину. У меня в багажнике рыба из фитилей киснет, - взмолился
мужчина и первым показал пример...
Валерыч…
Валерыча я знала много лет. Как раз в первый год нашей с
бабушкой качелинской жизни, он, афганским дембелем с ампутированной
до колена левой ногой вернулся в родную деревню. И как то не
заладилось у него с самого начала. Девушка не дождалась, укатила в
Тюмень с заезжим бизнесменом. Потом, через полгода умерла его
старенькая мать, оставив парня полным сиротой. Ситуацию эту
усугубляло еще и то обстоятельство, что Валерыч никак не хотел
считать себя калекой: от пенсии категорически отказался, хотя
работу достойную найти так и не смог, зато, будто специально,
каждый день искал себе «по пьянке приключений». Сердобольные
деревенские бабки вздыхали, глядя вслед шатко хромающему на костыле
парню в тельняшке, и прятали, от греха по дальше, своих сыновей и
внуков.
Как то мы с бабушкой выходили из магазина, под стеной которого
Валерыч как раз вольготно храпел в лопухах. В дверях ее окликнула
тетя Вера, оба беспутных сына которой почему то особенно не
нравились десантнику и, тыча пальцем в торчащий из зарослей
костыль, прошептала: «Неужели тебе, Марковна, его не жалко? Ведь ты
же можешь его вылечить». Бабушка тогда посмотрела на вдруг
открывшего мутные глаза Валерыча, и передернула плечами: «А может
быть, у него судьба такая, водку пить да дураков бить» и, взяв меня
за руку, спустилась с крыльца. Но, судьба в моем лице приготовила
для десантника иное предназначение, о чем, я уверена, он
неоднократно вначале сожалел…
Мне тогда едва исполнилось тринадцать лет, а выглядела я уже на
все шестнадцать. К нам в деревню в то лето с этнографической
экспедицией приехали студенты - второкурсники из какого то
уральского института культуры. «Экспедиция», это для пятнадцати
дорвавшихся до свободы вчерашних мальчишек и девчонок, было сказано
громко. На самом деле они, разбив за Качелино палаточный лагерь,
около месяца сильно пили, громко пели, дрались с местными и лишали
их подруг шанса на «целомудренное замужество». Вся эта
«этнографическая вакханалия» продолжалась до тех пор, пока однажды
не настала моя «счастливая» очередь. Причем, совершенно неожиданно
для меня… Парень был коренастый и лопоухий. Он мне даже запомнился,
когда я пару раз до этого видела его на улицах деревни. Но
запомнился так, как запоминаются хорошим девочкам сказки про
принцев или фотографиибелозубых звезд в глянцевых журналах. То
есть, просто девическое восхищенное «Ах!» и все, без надежд и
последствий. Когда же я увидела его, наглухо перегородившего собой
узкую тропинку, ведущую с местного пляжа, то всем своим маленьким
13-ти летним мозгом ощутила: последствия наступили.