- А это уже не наша забота, Власий, – сухо ответил ему один из
конвоиров.
- Конечно, не ваша, – возмутился «хозяин тюремного отеля». – У
меня в одной камере сидит Колун, в другой - старый маг, почти не
жилец, а в яме Хлыст скучает. По ней, кстати. Вот обрадуется, если
я…
- Даже не думай! – осек его второй мой провожатый. - Его
сиятельство, вскоре, опомнится и опять за своей гостьей отправит. А
ты ему что предъявишь?
- Ладно, – почесав свой живот, вздохнул негостеприимный Власий.
– Посажу ее к Мабуку. Все веселее будет старику помирать, да и мне
к нему бегать не придется. Пойдемте, госпожа, – и пропал в темном
дверном проеме.
Идя впереди меня по гулкому каменному коридору, он, привычным
движением, выдернул из настенного гнезда факел и спустился по
нескольким ступеням вниз. Потом позвенел ключами на кольце возле
замочной скважины узкой двери и пропустил меня вперед:
- Прошу. Уж, не обессудьте за скромность.
Я сделала несколько шагов и застыла в нерешительности, куда идти
дальше. Потому что вокруг меня была кромешная тьма. Вскоре, дверь
за мной закрылась, но не на замок, а через пару минут моего
столбняка в дверном проеме вновь появился хозяин апартаментов, в
одной руке с тем же, видимо, факелом, а подмышкой другой – узким
матрасом, скатанным в рулон с чем-то, смутно напоминающим подушку и
одеяло:
- Свое отдаю, госпожа. Что уж теперь, раз такое дело, –
рассуждал он, по-хозяйски расстилая мне постель на широкой
деревянной лавке у стены. Почти над ней он, немного раньше,
пристроил местный «светильник» и ушел, теперь уже насовсем, громко
хлопнув напоследок дверью.
А я, недолго думая, скинула бальные графские туфли и уселась на
свою новую кровать, в привычную «позу мыслителя». Постепенно
эмоции, пережитые в течение этого долгого дня, так меня захватили,
что я начала рассуждать уже в полный голос:
- Вот ведь, дура же безнадежная! Ввязалась в такое дело! Решила
потягаться с магом. Нет, ну ладно, палкой там махать, а здесь то -
чистая магия. Сделал он тебя, как слон муравья… Ненавижу тебя,
Конт! Ненавижу! И себя ненавижу за глупость свою
беспросветную!..
Я еще, некоторое время, громко себя разоблачала, попутно
привлекая к ответственности всех своих здешних обидчиков, пока,
между тирадами, не услышала тихое старческое хихиканье,
раздающееся, откуда то, с противоположной стороны. И тут только
вспомнила, что в камеру эту меня «подселили». Я замолчала,
старательно вглядываясь в темноту, хихиканье тоже смолкло, а потом
темнота «сухо прокашлялась» и вступила со мной в беседу: