Шустро выскочившая из-за угла дома Катерина Ивановна, с пучком
порея в руке, решительно направилась к большой дощатой будке в
дальнем углу двора:
- Веточка, да какой это Цербер, дурак дураком! А ну-ка, давай на
место, Борька! – кобель, тут же забыл про меня и, подобострастно
припадая, исчез в завешанной мешковиной дыре. – Проходи в дом,
детка, не бойся.
- Имя у него какое-то странное, как у борова. Кто назвал? – с
готовностью просквозила я мимо.
- Да я так окрестила, – злорадно захихикала женщина. – Мне его
сын привез из питомника в начале ноября, уже взрослым кобелем.
Сказал: «На всякий случай». А имя у него было звучное - «Барклай».
Да, только не тянет он на Барклая. Стыдобище одно… Ты меня прости
за такую встречу, я за луком в огород бегала, слышу, заливается мой
дурачок. Я ведь его куда только не пристраивала: на хоздворе он кур
гоняет, на огороде грядки роет. Пришлось сюда переселять. Вот
теперь так и живем: Борька лает, я бегаю.
- Зато весело, – подытожила я, уже из дверного проема.
Уютный деревенский дом сразу обволок полумраком и
завораживающими кухонными ароматами. В небольшом зале потрескивал
горящими поленьями выложенный расписными плитками камин. Рядом с
ним, на овальном «ручном» коврике, вытянулась во всю свою длину
пушистая черная кошка. «Клеопатра», - вспомнила я имя красавицы,
когда то оцарапавшей мой любопытный нос… А вот этого раньше не
было: на стене, над рабочим столом хозяйки, между полками с
книгами, висела фотография бабушки в простой деревянной рамке. Я
подошла поближе и с интересом вгляделась. Снята Неонила Марковна
была, явно «неожиданно». Лицо, взятое крупным планом, повернуто в
пол оборота, строгий овальный его контур нечеткий. Значит,
фотографировали в движении. А огромные глаза выглядят…
растерянными, что ли, и такого же цвета, как мои - синие, с годами
ничуть не потускневшие… Непослушная седая прядь из «шишки» на
затылке упала на шею и жест рукой, в сторону снимающего, как будто
защищается. Вот уж, действительно, застали врасплох...
- А, ну-ка, дай я тебя внимательно рассмотрю! – требовательно
развернула меня от портрета, вошедшая в комнату Катерина Ивановна.
– Не коротка ли юбка?
- Юбка короткая? – удивилась я и, тут же, по привычке,
сложившейся за десятилетия, принялась оправдываться. – Всего то, до
середины бедра. Просто, я свои брюки, в которых приехала,
испачкала. Пришлось, перед приходом к вам застирывать и
переодеваться… А, вообще то… - опомнившись, подошла я к женщине и,
поцеловав ее в лоб, обняла. – Я уже большая девочка и сама себе
дизайнер.