– Максимильян, – он подошёл
ко мне вплотную и заговорил тихо, чтобы не слышали его
товарищи, – ты сейчас не веришь нам, не веришь в Бога, не
веришь никому и ничему. Твои пустые и бездушные молитвы, обращённые
к Нему, для нашего отряда кощунство и кинжал в сердце, но все
терпят и не делают тебе замечаний, хотя у некоторых моих спутников
нервы отнюдь не железные, да и не привыкли они видеть такое
откровенное попустительство по отношению к вере. Так что давай ты
не будешь напоминать о своих проблемах каждый раз, когда я тебя о
чём‑то прошу или спрашиваю.
У меня отнялась речь, а под его
взглядом я ещё больше смутился, я не привык его видеть таким.
– Вы чувствуете, что я лишь
делаю вид, будто молюсь? – с вызовом посмотрел я на него,
крепче сжимая копьё в руках.
– Да, поэтому и просил тебя не
делать того, что тебе не нравится, так ты хотя бы не оскорбляешь
всех нас своим поведением.
– Хорошо. – Я не стал
извиняться и решил вести себя так, словно не еду рядом с
паладинами. – Учту вашу просьбу.
Он лишь кивнул и отошёл от меня. Весь
путь до места назначения я больше не притворялся, что молюсь или
отдаю уважение их Богу, а еще – покупал еду и ел в одиночестве.
Граф лишь изредка подходил ко мне и заговаривал, остальные вели
себя так же, как я, делая вид, что не замечают меня.