Значит, правда.
И тут вместо очередного приступа ярости Ключиком овладело тоскливое безразличие. Орать, кулаком стучать, самому следом за трубкой выкинуться из окна? Смешно и глупо. Хотел, чтобы все тебя оставили в покое, дали бы работать? Покойся. Requiescat, как сказал бы Василий Степанович. В конце концов, это не худший выход и для тебя и для неё. Заказ получил? Работай. Давай, давай.
Артмастер подобрался, глянул на шлем, прикинул: нет, сначала поесть, иначе дела не будет.
– Но развода всё равно не дам, – сказал он терминалу и отправился, шлёпая босыми ногами, на кухню. Официальная форма требования развода осталась висеть на экране в ожидании подписи.
Поесть перед сеансом артмастеринга – это святое, на голодный желудок голову в шлем совать себе дороже. Одними кошмарными снами тогда не отделаешься. Было однажды с Валентином Юрьевичем такое – нахватался всякой дряни в мозг, чуть богу не отдал душу. Сны тоже мерзость, но от них есть средство. Проснуться. Ну это же надо – бактобетонным домом себя вообразить! Если разобраться, ничего странного. Образование не пропьёшь и на арты не разменяешь. Плюс два поколения архитекторов и невесть сколько строителей. До седьмого колена и дальше. В генах уже. Были бы дети…
– Ну, хватит! – оборвал нехорошие мысли артмастер, с ненавистью разглядывая остатки пиццы. Доесть надо было, а кусок в горло не лез.
С чем хоть она? Ананасы и курица.
– Ешь ананасы, курицу жуй, – продекламировал Ключик, разрезая пиццу на мелкие кусочки. Какая-то резиновая. Многоразовая?
«Переходящая курица. Точно как та, которую притащил Екатерине Антоновне муж её Павлик», – подумал, опуская руки, Ключик.
***
– И что мне с ней делать? – спросила набожная Екатерина Антоновна, подняв глаза к потолку. Никакого разъяснения свыше не поступило.
– Что мне с ней делать? – повысила голос госпожа Заяц. Муж ответа не дал, успел улизнуть «по делам», оставив жене подношение в виде курицы.
– Что мне делать с тобой? – спросила Катя, почтив тушу, разлёгшуюся на разделочной доске, укоризненным взглядом, точно не курица перед нею была, а беспутный младшенький Алик, коего с полгода тому назад удалось сбыть с рук на руки молодой жене. Курица смолчала, как и Алик в подобных случаях.
Екатерина Антоновна наклонила голову и критически оглядела мужнино приобретение. Оказывая многочисленным родственникам мелкие услуги, Павлик стеснялся брать деньги, но от подарков отказываться было ему неудобно, да и охотничий инстинкт мешал возвращаться к жене с пустыми руками. На этот раз добытчик постарался на славу, птичку приволок капитальную. Грудка тугая, окорока мощные, голени длинные, мясистые – хоть сейчас в кордебалет. «Алик вон тоже выбрал себе кордебалетку: грудка, окорока, голени… – думала о сыне Катя. – Имя одно чего стоит! Элеонора! Торговка».