– Вы хорошо рисуете, домина? – Подошел я вплотную к своей гостье
и мягко тронул за локоть. Она слегка заторможено, но все же
перевела на меня взгляд.
– Я… да. В юности я очень любила живопись.
– В таком случае, первое задание не будет для вас непосильным.
Вот, возьмите.
Я протянул аристократке толстый блокнот, склеенный из тончайшей
кенсийской бумаги, и обернутый в обложку из бархатистой кожи. Затем
я повел ее к крохотному столику, на котором чуть ли не во всю
столешницу лежала раскрытая готовальня ювелира Гиртама. В ней
покоилось больше полутора десятка механических перьев различной
толщины. И каждое из них было заправлено чернилами разных цветов,
чтобы мать Астры не ограничивала творческий полет своей мысли.
– Э-э-э… и что я должна сделать?
– Нарисуйте свою душу, домина, – попросил я. – Переложите на
бумагу максимально подробно и честно то место, в которое
погружаетесь во время медитации.
В любой другой ситуации, уверен, моя реплика была бы встречена
оскорбленно поджатыми губами и уничтожающе холодным взглядом. Ведь
такая просьба являлась очень личной, если не сказать интимной. Но
сейчас… сейчас женщина безропотно склонилась над чистым листом и
начала творить.
Я не торопил ее, и терпеливо ждал, когда она закончит. Наконец,
аристократка, немного смущаясь, вернула мне блокнот и замерла в
некотором нетерпении, словно ждала похвалы.
– Впечатляет, домина, – отдал я должное искусности леди Персус.
– У вас легкая рука и прекрасное чувство пространства.
И в самом деле, изображенный на бумаге уютный скверик был
заботливо разукрашен и разноображен множеством мелких, но важных
деталей. Каждый аккуратный кустик отбрасывал тень, каждый камушек
покоился в заботливых объятиях пучка чуть примятой травы, а
высаженные словно по линеечке деревца, казалось, едва заметно
покачивают пышной листвой. Скажу без утайки, смотреть на этот
живописный набросок было попросту приятно. Даже и не верилось, что
чья-то душа может выглядеть столь гармонично и упорядоченно. Совсем
не похоже на мой изуродованный Преисподней лес с черным монументом
посередь высохшего болота.
– Это и есть средоточие вашей Анима Игнис? – Осведомился я, тыча
пальцем в элегантный фонтанчик, венчающий центр композиции.
– Да… – от накатившего волнения голос Луанны сделался
надтреснутым и тихим, как у глубоко пожилой мадам.