Я просто не хочу, чтобы её отчислили по глупости.
Из-за спора.
– Потому, будем считать, что за тобой должок, – я усмехаюсь,
тяну открытую дверь на себя, хлопаю сильней, чем требуется.
Даю по газам.
И оставляю растерянную Дарью Владимировну в свете подъездного
фонаря и в пришедшей неслышной поступью метели.
Май
– Нет, Кирюха, ты всё ж везунчик. Такой цветник и весь у тебя, –
Стива, приваливаясь плечом к стене, протягивает наигранно
завистливо.
Восхищается театрально.
И зардевшемуся проходящему мимо цветочку он подмигивает.
– Не вводи людей в заблуждение, – я хмыкаю.
Отворачиваюсь от галдящего цветника, вываливающегося из
конференц-зала, где цветочкам – уже давно созревшим и даже
отучившимся – Олимпиада Викторовна закончила читать лекцию по
повышению квалификации.
Отпустила.
А меня, отвечая на звонок, попросила подождать.
– Не буду, – Стива соглашается легко, и пачку сигарет он
вытаскивает невозмутимо, – буду мрачен и таинственен, как ты. К
слову, одна красивая блондинка прожигает тебя страстным взглядом
уже минут пять, а ты…
– А я жду Олимпиаду.
Которую остаться на месяц старшей медсестрой вместо заболевшей
Венеры ещё придётся уговорить, подобрать слова и поулыбаться с куда
большим обаянием, чем развлекающийся от скуки Стива.
– Кирюха, ей шестьдесят и у неё трое внуков, – он информирует с
напускной трагичностью, блещет привычной осведомленностью обо всём
и всех.
И одаривать цветочков улыбками перестает.
– Ещё муж бывший военный, – последний штрих в картину я вношу
рассеяно, смотрю на часы, что сообщение от Ники высвечивают.
И Стива мой взгляд ловит.
Спрашивает серьёзно:
– Вик улетел?
Улетел.
Принял предложение Анри снова податься во врачи без границ и
поработать полгода – на этот раз – в Южном Судане.
– Час назад, – я подтверждаю, озвучиваю сообщение сестры. – Ника
с монстрами сейчас заедут.
– Не называй моих крестников монстрами, любящий дядя.
– Ты их дождёшься?
– Нет, – Стива, задумываясь на секунду, качает головой с
сожалением. – Мне уже пора. Я к тебе-то на минуту забежал. А то вся
ваша хирургия ржёт, что ты гаремом обзавелся.
– Не завидуй, Степан Германович.
– Какая зависть?! – Степан Германович восклицает возмущённо,
округляет глаза, соскакивает с подоконника, кривляется в уже
опустевшем аппендиксе коридора, и заподозрить в нём известного и
талантливого нейрохирурга невозможно. – Помилуй, друг мой…