Забылись все слова.
Важным оказалось совсем другое.
И перестать думать, какими станут медовые глаза, если поцеловать
и раздеть Дарью Владимировну, не получается даже сейчас. И сигарета
уходит за сигаретой, пока я, сидя в машине, всматриваюсь в горящие
окна её квартиры.
Всё же поднимаюсь.
Вдавливаю кнопку звонка до предела. Вытаскиваю очередную
сигарету, чтобы закурить и прислониться затылком к холодной стене,
что от фантазий – совсем не детских – своим холодом не спасает.
Не остужает.
И приезжать, пожалуй, не стоило и подниматься, тем более, не
стоило. Разговор и объяснение подождали бы благопристойного утра,
но… уйти я не могу, не хочу.
Мне нужно её увидеть.
Поговорить.
Просто.
Я не прикоснусь к ней.
Она ведь любит своего смазливого мажора, от одного имени
которого меня корёжит. И Дашка – как хочется и нельзя даже мысленно
называть Дарью Владимировну – не виновата, что моё отношение к ней
стало личным.
Что мне важно, чтобы она сейчас открыла.
Пусть это и будет неправильным и неразумным, опасным, но я жду.
Разглядываю противоположную стену и на уровне шестого чувства знаю,
что она стоит по ту сторону двери.
Колеблется.
Решается.
Всё же открывает, смотрит настороженно и пристально.
И первым заговариваю я:
– Всё-таки открыла.
– Самонадеянно.
– Думаешь? – я усмехаюсь.
А Дарья Владимировна приводит очень весомый аргумент:
– Открыть могли родители…
– Они в Карловых Варах, – я её перебиваю.
Напоминаю.
Получаю в ответ раздражающее напоминание о мажоре:
– … а я здесь не живу.
– Я заметил.
Усмешка выходит кривая, и я поворачиваюсь, рассматриваю её,
непривычно… домашнюю, без макияжа, в огромной мужской – мажора? –
рубашке и с торчащим из заколотых волос карандашом.
В нелепых тапках с розовыми единорогами.
И Дарья Владимировна с ноги на ногу под моим взглядом неловко
переступает, отступает вглубь квартиры, и дверь, заходя, я
захлопываю сам.
Предлагаю любезно:
– Поговорим?
Обсудим услышанный ею разговор, что вёлся на немецком, но… Штерн
поняла. И глаза цвета мёда расширились, сожгли дотла и понимания,
что она мне нравится, пока я закруглял беседу с Ли.
Смотрел на Дарью Владимировну.
Что кинулась прочь.
И не побежать за ней следом было сложно.
– Die Ware – это товар, der Grenze – граница, – Дарья
Владимировна заявляет уверенно, подходит почти вплотную и голову
вскидывает.