Рядом, опершись на планширь спиной и скрестив руки на груди,
стояла Лана. В отличие от меня, она смотрела не назад, а вперед, и,
казалось, была гораздо спокойнее.
– Сейчас может ливануть сильнее, – сказала она. – Не хочешь
спуститься вниз?
Я покачал головой. В чреве каравеллы царила такая теснота, что я
невольно начинал испытывать приступа клаустрофобии. Запах солонины,
дерева, смолы и немытых тел висел там тяжелой завесой. И хотя нам с
Ланой даже выделили по тесной каюте, размером чуть больше гроба,
торчать там безвылазно совсем не хотелось. Лучше уж здесь – хотя бы
просторно. А вот солдаты Морионе – десяток смуглых здоровяков в
кольчугах, с трудом говоривших по-карнарски – как засели там за
игрой в кости еще до отплытия, так на палубу и не выходили.
Разговор наш с Ланой как-то сам собой свернул в сторону Урда, в
котором нам предстояло высадиться.
– Монланд был колонизирован выходцами с Сунланда триста лет
назад, – начала рассказывать она, когда я признался, что об истории
этих земель за три года узнал крайне мало. – Но и до этого здесь
уже жили люди: светловолосые, высокие. Чем-то похожие на земных
скандинавов. Их потомков и сейчас довольно много осталось в
Тарсинском герцогстве, да и в Брукмерских землях тоже. Больших
королевств у них не было – были города-государства, враждовавшие
друг с другом. Приморские жили торговлей и набегами на берега
Сунланда, глубинные – ремеслами и набегами на приморские. Почти все
крупные города на Монланде построены на месте этих поселений: и
Карнара, и Брукмер, и Ансо, и Тарсин. А самым крупным был Урд.
– И его, что же, колонизаторы разрушили? – спросил я.
– Нет, – Лана поежилась, когда холодный ветер бросил в нее
пригоршню мелких капель.– Не совсем так. В Урде всем заправлял
какой-то жутковатый культ: кажется, они даже приносили человеческие
жертвы. На вершине пирамиды, прямо как майя. Говорят, они взывали к
кому-то, живущему внутри пирамиды. Просили его, и он отвечал на их
просьбы. Это было что-то вроде магии. Потом Урд захватили
доминатские конкистадоры, и, конечно, не стали этого терпеть: у
них-то магия дозволена только служителю церкви, да и то не всякому.
Они потому и таких, как я, сжечь готовы.
В общем, культ они выкорчевали на корню, всех его служителей
пожгли на кострах, но пирамиду разрушать не стали просто поставили
на ее вершине часовню. А город остался. И, вроде бы, даже процветал
до того, как появилось Чернолесье, которое с первого дня прошло
через него едва ли не самым центром. Представляешь: жили себе люди,
а потом в один прекрасный день проснулись: вокруг города лес, из
которого прут жуткие твари и жрут все на своем пути.