Один голос, холодный и отстраненный, повторял все время одно и
то же: «Умрешь… Умрешь…». Может, это был всего лишь шум волн за
бортом, но меня от этого слова охватывало чувство холодной
обреченности.
Другой голос был настороженным и нервным. Он то и дело твердил
мне: «Не спи… Не спи…». И хотя это, вероятно, был всего лишь шум
ветра в снастях, но заснуть под него, в самом деле, было трудно.
Холодные адреналиновые мурашки суетливо носились вдоль
позвоночника, мешая провалиться в небытие.
То и дело из этого небытия выступали и зрительные образы. Вот
Грановский в сером балахоне смотрит на меня своим проницательным
взглядом и иронично качает головой в такт рокоту волн. Вот бледное
лицо Киры с расширенными от страха глазами. Вот светловолосый
парень, что привел к Клугстерскому монастырю орду нежити. Все они
словно хотят от меня чего-то, ждут, какой выбор я сделаю, а я даже
не знаю, из чего нужно выбирать.
Из звуков, совершенно точно принадлежавших к реальному миру,
тишину время от времени нарушал скрип шагов по доскам нижней палубы
да приглушенные крики боцмана сверху. Я не прислушивался к ним, и
почти уже начал проваливаться в беспокойный тяжелый сон, как вдруг
тьму прорезал совсем другой крик. Женский и совсем рядом.
Шаря в темноте в поисках лежащего под лавкой крикета, я
задумался на секунду, не приснилось ли мне это. Но тут крик
повторился, а ответом на него был злобный рык и стук по палубным
доскам.
Выскочив из каюты, я увидел лишь зеленый огонек, трепетавший за
приоткрытой соседней дверью. Не сразу до меня дошло, что это было
зеленое лезвие Ланы. Из каюты слышалось тяжелое сопение и глухие
звуки борьбы.
Ворвавшись внутрь, я увидел Лану, над которой навис, остервенело
рыча, здоровенный детина со спущенными штанами. В правой руке он
сжимал плотницкий топор с изогнутой рукоятью, но крепко сжатая рука
Даны не давала ему пустить оружие в ход. Он же в свою очередь
сжимал вторую руку волшебницы, на которой светилось зеленое лезвие
и прижимал к лавке ее ноги, не давая отбиваться.
Недолго думая, я саданул громилу обухом крикета по голове, так
что он глухо вскрикнул и тут же обмяк, повалившись на палубные
доски. Лана при этом издала задавленный всхлип и прижалась ко мне,
уткнувшись лицом в мой воротник. А вокруг, тем временем, грохотали
сапогами сбегавшиеся на крик матросы. Боцман, чертыхаясь и кашляя,
тащил колышущийся от бега и качки тусклый фонарь.