В сон я провалилась как в темную яму, на дне которой меня ждал…
ОН.
Я стояла в зеркальном зале, и со всех сторон на меня вместо
собственного отражения смотрел король. То хмурый и недовольный, то
улыбающийся и радостный, то задумчивый, то величественно
строгий…
В зеркале справа его голубые глаза потемнели до цвета
штормового неба, и я ощущала внутренний трепет и желание сделать
что угодно, как угодно, лишь бы на прекрасном лице появилась
улыбка.
Но повернув голову, я увидела совсем иное отражение.
Красивое лицо светилось внутренним достоинством, а также
бесконечным принятием и состраданием. Я чувствовала, всем сердцем,
всем телом, что ему неважно, что я смертная и не стою даже его
мизинца, что я любима и обожаема!
Именно эта мысль и провела меня в чувство. Стиснув кулаки, я
отчаянно пожалела, что со мной нет иголки.
Глупая Элла.
Сон не изменился, вокруг меня по-прежнему был лишь король. Во
всех мыслях, во всех образах, в любых ипостасях. Я ходила по залу и
рассматривала зеркала словно картинную галерею.
Но теперь слепое обожание плескалось где-то на грани сознания.
Временами волны становились мощными и затапливали, но уже не лишали
разума целиком.
Кэйворрейн был везде. И везде он был разным.
На троне в роскошных одеждах — и в доспехах на жутком жеребце во
главе кавалькады Дикой Охоты. В строгом сюртуке среди так же одетых
лордов — и в домашнем халате, стоящий в огромном зале, с потолка
которого свисали разнообразные ткани.
Его волосы спускались до поясницы, а острые уши выглядывали из
прически, и я сжимала пальцы, борясь с желанием протянуть руку и
погладить… коснуться хотя бы стекла, которое его отражает.
Я отвернулась и зажмурилась, чтобы побороть это страстное
желание, но стоило открыть глаза, как прямо передо мной возникло
еще одно зеркало.
В этот раз оно зашло с козырей!
Оно короля раздевало!
Я ошеломленно открыла рот и, покраснев, захлопала ресницами. Так
как в этот раз он словно был настоящим. Живым, яростным… злым! Но
влекущим настолько, что стало сложно дышать.
Его величество рывком стянул рубашку, обнажая светлую кожу,
скульптурную грудь и мощные руки. И швырнул в кресло с рыком:
— Демонов Филидэль! Чтоб тебя фоморы драли!
В моем затуманенном мозгу мелькнула вполне логичная мысль. Сон
мой, красивый мужик тут, стало быть, тоже мой, так почему он во
время раздевания рассуждает о других мужиках, а не обо мне?!