Нина была в ужасе. Майор ей был невыносимо противен со своими слюнявыми поцелуями и сладострастными взглядами. Он ей казался старым деревенским волокитой, хотя ему было всего 32 года и родом он был из города. Никаких «замуж» ей задаром было не нужно, тем более за такого постылого.
– Отстаньте от меня, товарищ майор. Я ребятам пожалуюсь на ваше поведение, – наивно заявила Нина, на что Балагур расхохотался и сказал:
– Дурочка молодая. Тут некому жаловаться – мамы, папы нет.
Нина отчаянно сопротивлялась. В один день она решила идти в штаб армии с рапортом обо всей этой ситуации. Не прошла она и трёхсот метров, как её нагоняет на коне майор и наставляет на неё пистолет. На всю жизнь запомнила, как чёрное дуло пистолета смотрело ей в лицо, а майор командовал:
– А ну, поворачивай назад! Я не шучу. Застрелю – и никто не узнает, где могилка твоя.
Давясь слезами и чувствуя свою полную беспомощность, она побрела обратно. Видя всю эту ситуацию, её утешила взрослая медсестра:
– Смирись, – сказала она. – Тут всё равно не один, так другой полезет к тебе. А этот – видный, майор. И никто уже не посмеет тебя тронуть. Старайся только не забеременеть. – И медсестра дала ей несколько советов опытной женщины – как предохраниться.
Нина тяжело вздохнула и сказала:
– Наверное, я бы не решилась пойти на войну, если бы не гибель бабушки. Я тогда, узнав, что бабушку заживо сожгли, задохнулась от горя и ненависти. Она ведь несколько лет была мне вместо мамы. Я её очень любила.
Так Нина дошла до Берлина. Без ранений, контузий и травм. И вправду её Бог охранял. Чуть не впервые выпила свои фронтовые сто грамм за Победу. Ведь она всегда причитающийся ей спирт меняла на сахар, хлеб. Пить в армии так и не научилась. Участвовала в Белорусской, Восточно-Прусской и Берлинской наступательных операциях. Расписалась на Рейхстаге. Еле нашла место, где расписаться. Всё уже было в автографах.
Всех переполняла огромная радость от осознания конца войны, но Нину уже тошнило, и юбка на талии не сходилась. Это для неё была большая беда, навсегда придавшая горький привкус той великой радости.
Вернулась она в мае домой на свою Красную Горку – с Победой и животом. Майор уже стал подполковником. Провожая её в Москву, он обещал приехать за ней, как только его отпустят из Германии. Нине он был так же противен, как и раньше. С омерзением она вспоминала, как ей никогда не хотелось с ним спать и как он практически всегда её насиловал – против всякого её желания и даже без согласия. Наверное, женщина такое простить не может. Ни за какие «златые горы и реки, полные вина».