Дома были, конечно, недовольны таким поворотом событий. Но куда деваться – дело житейское. Родители решили в связи с надвигающимися обстоятельствами купить козу, чтоб в доме было молоко. Отец приволок откуда-то огромную плетёную корзину – и мама сделала в ней постельку для ожидавшегося младенца. Мама всё рылась в старом барахле – искала изношенные простыни и полотенца. Они мягкие от старости и потому очень хороши для тельца младенца – надо же наделать пелёнок. Жизнь продолжалась.
Папаша после войны устроился бухгалтером в райпотребсоюз. И часто квартальные и годовые отчёты он делал дома. К нему приходили молодые, весёлые бухгалтерши, пронося в газетке замаскированную бутылочку. Они запирались в комнате и делали отчёт. Время от времени оттуда доносился развесёлый смех. Маму это всегда раздражало.
Один раз беременная Нина оказалась свидетельницей такой картины. Из комнаты вышел раскрасневшийся весёлый папаша в белой рубашке и сказал жене:
– Дуся, организуй-ка нам чайку, чтой-то мы изустали от этих цифирей. Поставь нам самоварчик.
Тут же, во дворе, стоял самовар с трубой, а около него – ведро с остывшими чёрными углями. Мама взяла это ведро и одела папаше на голову со словами:
– Вот вам самоварчик, Александр Васильевич! А вот вам дебет с кредитом и с цифирьями в придачу!
Папаша замер, весь обсыпанный углем и золой. Нина испугалась и в то же время чуть не расхохоталась – отец был похож на чёрта, только без рогов. Но папаша скандала устраивать не стал – было стыдно перед девками-бухгалтершами. Он отряхнулся, перевёл всё в шутку и удалился. Да и Нины он побоялся. Она бы мать в обиду не дала. Дочь после фронта стала взрослой. В голубых её глазах застыли льдинки. Как потом с сожалением говорила Нина Александровна: «На войне я слишком рано повзрослела».
Живот становился всё заметнее, сроки приближались. В Москве началась сухая, тёплая осень. Нина развешивала во дворе свежевыстиранное бельё. Вдруг поясницу прострелило, как пулей прошило, и всю её опоясала тупая, тянущая боль. Нина сначала с испуга присела, а потом нарастающая боль и страх погнали её в дом. Согнувшись, придерживая снизу живот, она забежала в комнату к матери. Та всё сразу поняла: «Началось! Пошли скорее в роддом!». Благо он был недалеко. Мать схватила приготовленный заранее узелок с вещами, и они пошли.