— Сделаю,
но раньше, чем через пару дней, результата не будет.
— Я
понимаю, — Евгений Львович потянулся к телефону, передумал и громко
крикнул, — Маша зайди.
Дверь
открылась мгновенно
— Слушаю
Евгений Львович.
— Маша вот
это, — он протянул предписание девушке, передай юристам, пусть
подготовят запрос, на предмет, а какого хрена собственно
происходит, и на каком основании мой сын ограничен в перемещении за
пределы государства.
— Хорошо
Евгений Львович. Что ни будь ещё?
— Организуй
нам кофе.
— Хорошо
Евгений Львович. Александр Владимирович, вам сливки добавить. —
Получив утвердительный кивок девушка вышла плотно закрыв за собой
двери.
— Женя это
ещё не все новости, — Александр Владимирович задумчиво смотрел на
закрытые двери, — вчера утром Сеул в срочном порядке покинуло более
трёх сотен иностранных граждан, при прохождении паспортного
контроля сотрудниками отмечено плохое состояние покидающих город,
покраснение кожи, у всех глаза были закрыты тёмными очками, на
требование снять очки, реагировали нервно, от яркого света щурилсь
и испытывали сильный дискомфорт.
— Это ты к
чему?
— Среди
покинувших город была Николь дю Плесси де Ришельё.
— А чёрт!
Маша! — Евгений Львович закричал раненным зверем — Срочно
начальника службы безопасности ко мне.
Он очень не
любил большие окна. Не любил голубое небо, терпеть не мог яркое
солнце, и буквально ненавидел яркие краски цветов. Именно поэтому,
в его кабинете, расположенном в самой высокой точке замка Ришельё,
были устроены окна во всю стену, вид из которых охватывал огромную
панораму раскинувшегося, на десять гектар, парка.
О! Как он
его ненавидел, его дорожки, посыпанные битым красным кирпичом. Его
клумбы, яркими пятнами раздражающие глаза, фонтаны со статуями,
лавочки, альковы, гроты, а ещё были садовники, деловито копающиеся
в саду, как большие муравьи, всё вызывало глухое раздражение, в
такие моменты он с удовольствием вспоминал стоящий в специальном
гараже старый танк Mark I, подаривший ему чувство истинного
наслаждения. Да, давить и крушить, в этом кроется глубокий смысл,
через двенадцать лет он снова проедется на нём по дорожкам,
ожидание того стоит, ожидание примеряет его с этим аляпистым
убожеством.
Хозяин
кабинета, замка и парка вокруг него, молча стоял около окна, мрачно
наблюдая заоконный пейзаж. Высокий мужчина был пугающе неподвижен,
вся его фигура источала ледяной холод промёрзшего камня. До конца
его часа ненависти оставалось одиннадцать минут, секунды падали
круглыми камнями перед внутренним взором, оставляя яркие росчерки
на иссине-чёрной роговице глаз.