Куда уж яснее. Только вряд ли у меня получится заснуть. Да и с
рассказом… Неожиданно для себя начинаю говорить. О дороге. Снеге,
который обещал укрыть следы. О спящем городе. И паладинах — на них
нельзя охотиться. О стене. Воротах. Кайя, который вдруг привстает…
а если бы наклонился? Пуля прошла бы мимо… это же случайность! Пуля
прошла бы мимо…
— Или попала бы не в плечо, а в голову. — Сержант умеет
ободрить. Сердобольный, оказывается, человек. С бездной такта.
Зря на него злюсь.
— Если пуля в плече, то это не страшно.
Страшно. Когда алое и расползается. И яд. И боль. И все сразу. А
главное — несправедливо!
— Где он сейчас? — Я не сомневаюсь, что Сержант знает. Он вообще
знает гораздо больше, чем говорит, и если думает опять отмолчаться…
не думает.
— Центр. Библиотека. Точка нулевого притяжения. Там… люди и вещи
перестают принадлежать мирам. И Кайя будет просто человеком. А пуля
— куском свинца.
Все просто. Элементарно почти.
Как хочется верить.
— Иза, если у твоего мужа хватило сил сдержать всплеск и ума —
перенаправить энергию на портал, то с пулей он как-нибудь
разберется. Нам всего-то надо подождать пару дней. А теперь —
отдых. Только… ты же справишься сама? Раздеться там и все такое…
боюсь, я не могу верить слугам.
Справлюсь.
Честное слово. И не надо оставлять со мной Лаашью. Что случится
в запертой комнате, на окнах которой решетки? Тем более не
собираюсь я спать. Закрываю глаза. Прислушиваюсь к миру. Если Кайя
жив, то… я ведь услышу его. Как бы далеко он ни был, услышу.
— Все будет хорошо, — обещаю ему. — Мы справимся…
Я верю.
Меррон никогда не боялась темноты. Скорее уж темнота была
союзником: прятала, предупреждала об опасности, разделяя звуки на
те, которые не причинят вреда, и другие, заставлявшие Меррон
замереть. Но сейчас темнота ничем не могла помочь: Меррон негде
спрятаться.
Комнатушка два на два шага.
Каменный пол. Каменные стены. Дверь без ручки. Солома на полу и
пустое ведро. Меррон сразу дала себе слово, что скорее умрет, чем
воспользуется этим ведром. Но чем дольше она сидела, тем сильнее
хотелось в туалет.
Во всем чай виноват… и собственная глупость Меррон.
Чай заваривал Ивар, который учил Меррон зашивать раны. Шить
приходилось на свежих свиных тушах, но Ивар уверял, что разницы
особой нет, на людях удобней — шкура тоньше, швы аккуратней
выходят. Вот весь день Меррон только и делала, что резала,
постепенно приучая себя к инструменту — у нее почти получаться
стало, — и шила…