Вид у княжьих офицеров был довольный, как будто и не на войну, а
на праздник собираются. У сотника усы как у кота торчат, руки за
спину заложил, глаза из-под каски блестят, как пуговицы на мундире.
Сотник же своим солдатам что-то командовал, размахивая рукой с
зажатым в ней стеком. Те спешно закидывали поводья на головы
лошадей, собираясь в путь. Интересно, а драгуны-то из «Серых
Воронов», отборные части, княжеский конвой, можно сказать, не к
лицу вообще-то им каких-то обычных вестников сопровождать. Это тоже
странно. А все, что странно и при этом касается княжеской власти,
скорее всего, еще и опасно. Знать бы только, с какой стороны
опасность эта самая подкрадывается.
– Ты понял меня, сын? – еще раз спросил я, глядя
Олвину в глаза. – Если даже покажется тебе, что неправильно
что-то вокруг, уходи в городок сразу. Не жди ничего.
– Но что может показаться, отец? – упорно не понимал
он.
На этот вопрос я и сам толком ответа не знал, просто как
появилось вчера чувство, зудящее где-то в глубине души, так и не
отпустило по сей момент.
– Я не ведаю, – честно ответил я ему. – Ты за
старшего остаешься, ты и соображай. Как увидишь что-то, что
заставит тебя подумать, что так не бывает и раньше такого не
случалось, семью в фургон и гони за стены.
– Я понял, – кивнул он.
– Старый мой карабин я тебе оставляю. Сотня патронов к нему
есть. Ты за главу семьи, тебе семью и защищать.
Его глаза перескочили на стену, где на ковре висели, поблескивая
полированным деревом, несколько винтовок. Посередине мой карабин, с
каким мне сейчас в поход идти. Темное, почти бурое дерево,
синеватая сталь, восьмигранный ствол. На прикладе кожаные петли
патронташа на пять патронов, пробитые по сгибам медными гвоздиками.
Красивый карабин, рюгельской работы, не поскупился я на деньги,
когда покупал, и бой у него точный. Рядом с ним еще один, деревом
посветлее, и ствол круглый, серой стали. Этот попроще, я с ним
вернулся со службы в Первом полку легкой кавалерии, отдан был как
награда за службу, помимо медали. Он и перешел теперь в
распоряжение старшего сына, равно как и висевшая рядом с ним
уставная шашка в наседельных черных ножнах, тоже принесенная мной
со службы.
– С шашкой каждый день тренируйся, – снова взялся я
наставлять Олвина. – Болвана слепи из мокрой глины и на нем.
Все помни, чему учил. Как с одного удара от плеча до пояса его
срубишь, да так, чтобы в срез как в зеркало смотреться можно было,
так и научился, считай. Каждый день стреляй из малой винтовки, хоть
охоться, хоть просто по цели. День пропустил – снова
наверстывай. Вольный не столько рубака, вольный в первую очередь
стрелок лихой, тот, что с седла на скаку в цель попадает. Нам даже
рейтары не соперники в этом деле.