- Томас, нам пора. – Лоис вывела меня
из задумчивости.
- Опять у тебя накурено!? – жене
удалось отвратить его от бутылки, но вот за табак она только корила
по-доброму.
- Я уже иду, дорогая. – я затушил
трубку. Выбил её, протер и положил рядом с тампером в шкатулку.
Встав, я отнес шкатулку на стол и подошел к окну. Хотелось
взглянуть на толпу. Да и кабинету нужен был свежий
воздух.
Вечерело. Но летнее солнце всё ещё
заливало ступеньки Сената, где перед трибуной на лавочках уже
рассаживались гости праздника. Двадцать пять минут до семи. Перед
дверьми Сената уже собрались гости. Флотский министр Дэниелс
беседует с Колби. Накануне вроде удалось вразумить этого «вестника
мира» и он теперь сверяет выступление с военным моряком. Первая
леди не придет, и моя Лоис, как положено жене, сядет по правую от
меня руку. Что ж, не буду заставлять любимую ждать. Пропустив
супругу вперед, я вышел из кабинета. Она взяла меня под ручку, и мы
пошли к лестнице.
Спустившись, нам пришлось задержаться
за парадно наряженной в цвета флага трибуной. С коллегами по сенату
и кабинету мы сегодня успели поздороваться, а вот заглянувших на
огонёк полковника Хауса и доктора Баруха с супругами непременно
надо было поприветствовать обстоятельно. Хорошо, что у нас
Вашингтон, а не Рим или Византия, а то бы ещё час представлялись и
раскланивались. Но наши искренние собрания и шествия лучше любых
напыщенных монархических «выходов» и «парадов».
Распорядитель пригласил всех на
трибуну. Мы, не спеша, не присаживаясь, разошлись по своим местам.
Оркестр морской пехоты заиграл «Звёзды и полосы навсегда». Мы
дружно затянули национальный марш, перед трибуной все встали и
запели с нами:
Пусть военная нота с триумфом
плывет,
И свобода, поднявши могучей
рукою
В канонаде оваций наше знамя
несёт,
Гордый стяг над Закатной
землею.
Символ храбрых и
верных,
Не даёт он тиранам
защиты…
Красный и белый, и
звёздно-голубой
Щит свободы и надежды
…
Оркестр и хор смолкли, все расселись
по скамьям.
У меня сегодня главная речь. Но начнет
всё приветственный адрес от Президента. Тумолти - личный секретарь
Вильсона здесь, но письмо зачитает не он и не я, а
председательствующий на митинге Луис Браунлоу. Вот он уже,
волнуясь, выходит к трибуне.
- Президент Вильсон просил меня зачитать его послание: «Я всем
сердцем желаю, чтобы я мог присутствовать на митинге лояльности
Флагу. Но я буду незримо присутствовать сердцем, вопреки
обстоятельствам, не позволяющим мне присутствовать воплоти…»