На операционном столе старик с расплющенной грудной клеткой, он
уже мертв, но доктора склонились над телом, разглядывая
повреждения. Сейчас они похожи на воронье, слетевшееся к трупу.
— Пушка сорвалась с лафета, — пояснил доктор Гранвич,
единственный, пожалуй, кто снисходил до разговоров с Меррон. —
Обратите внимание на характер повреждений…
Грудина смята, ребра раздроблены. Осколки прорвали легкое, и
старик захлебнулся собственной кровью. Или умер раньше, от
боли?
— Надо будет провести вскрытие. — Гранвич дает знак унести
тело.
Освободившееся место пустует недолго.
— Мартэйнн, — доктор Гранвич склоняется над пациентом, хотя его
помощь и не нужна, — мне кажется, вам следует подумать о
переезде…
У него узкое лицо и маленькие глаза, которые Гранвич прячет за
круглыми стеклышками очков. Он равнодушен. Бесстрастен.
Аполитичен.
— О вас спрашивали. И не только у меня. Интересовались, не
слишком ли часто умирают ваши пациенты…
Не чаще, чем у других.
— …и не может ли быть в том злого умысла…
Его найдут, если нужно. В другой раз Меррон испугалась бы. Но не
сейчас.
— Благодарю вас.
— Умные люди должны помогать себе подобным.
Гранвич протирает стеклышки платком и уходит. Надо бежать, но…
сейчас? Нельзя. Нечестно по отношению к тем, у кого есть шанс
выжить. Если до сих пор не пришли, то и сегодня, глядишь, не
явятся. А ночью Меррон уйдет. Или утром.
Сейчас надо работать.
Рутина. На крови, на боли, но все равно уже рутина, особенно,
если на лица не смотреть. Да и они все одинаково искажены. Везет
тем, кто вовремя теряет сознание, но таких меньшинство.
Остальных привязывают.
Жалеть нельзя. От жалости слабеют руки, а это — преступление,
сродни убийству, если не хуже.
Когда получается покинуть госпиталь, на улице уже темно. И
Меррон долго трет ладони куском пемзы, стесывая чужую кровь, пока
Сержант не отбирает. Сам вытирает полотенцем и потом тут же
заставляет сесть. Сует миску с остывшим супом, кажется, на
косточках сваренным, что сродни чуду.
— Спасибо.
Попадаются даже волокна мяса. И Меррон ест медленно, тщательно
пережевывая, только все равно пора возвращаться домой. И что-то
делать… говорить… решать.
Дар идет рядом. Уже не злится, расстроен только.
— Извини. — Меррон потерла глаза. — Я не хотела тебя
обидеть.
В доме сегодня как-то очень резко пахло травами, особенно
липой.