— Допустим, но кто они и откуда появляются?
— Не из небесной канцелярии уж точно, — усмехнулась бабушка, — а
вообще толком никто ничего не знает. Сами хранители молчат, поэтому
за столько лет все стали считать их удручающей неизбежностью.
— И что плохого в том, что кто-то печётся о твоей жизни? —
учитывая события последних часов это был очень своевременный
вопрос.
— Алечка, — заметив, что я поёжилась, лёгким движением руки она
закрыла окно, — вот представь ситуацию, идёшь ты по улице, вдруг на
тебя налетает какой-нибудь скейтбордист или роллерист и,
оступившись, ты ломаешь каблук и ногу заодно, — я опешила от такой
фантазии, — так вот, дорогая моя внучка, Деамиурат сделает так, что
ногу сломает скейтбордист, ещё до того как вообще появится на
улице.
— Но это же… — с трудом подобрав нужное слово, я продолжила, —
бесчеловечно! — но на это заявление она лишь рассмеялась, вот
только смех не был таким уж весёлым.
— А кто здесь вообще человек? — заломив бровь, спросила она. — С
каждым днём долгой, невероятно долгой жизни в твоём окружении будет
всё меньше людей и всё больше таких вот не человеков, — бабушка
откинулась в кресле.
— А как же мама и Тим? — я вскинула на неё взгляд, полный
надежды.
— Всё, что мы можем — максимально продлить им жизнь, без
горестей и болезней, но сделать их бессмертными мы не в силах, —
она вновь закурила, достав сигарету дрожащей рукой.
— Это… — только представив как через пятьдесят или шестьдесят
лет я лишусь самых близких людей, оставаясь всё такой же молодой, у
меня перехватило дыхание.
— Бесчеловечно? — горько усмехнулась она. — Я была уверена, что
Ангелина станет одной из нас! — я вздрогнула, когда бабушка
грохнула кулаком по столу, подломив одну из ножек. — Я была уверена
в этом как в самой себе! Чёрта с два я решилась бы завести ребёнка
без этой уверенности, но судьба всё решает за нас!
— Как ты… — глядя на неё, мне не удавалось понять главное, — как
ты смирилась с тем, что тебе придётся хоронить свою дочь и
внуков?
— Я не должна говорить тебе это, — поделилась бабушка,
прикуривая третью сигарету, и как-то некстати мне вспомнилось что
иногда, приходя в гости, я чувствовала запах табака, но списывала
это на соседа со второго этажа, — но ты единственная, с кем я могу
поделиться, — затушив окурок, она подняла на меня взгляд. — После
её двадцатого дня рождения, попросив тётю Машу приглядывать за
Ангелиной, я спустилась в Нижний мир и трое суток выпали из моего
сознания. Я пыталась забыться и мне это удалось, но лишь на
короткое время, ровно до того момента, когда, вернувшись, я увидела
зелёные глаза твоей мамы и мне осталось одно — смириться и
продолжить жить с этой чёрной дырой в сердце.