Я покосилась на Леля: что-то я рано записала нашего принца в
главные сердцееды среди волшебников. Похоже, местное население было
совсем другого мнения по этому поводу. Точеный красавец заметил мой
пристальный взгляд и картинно закатил глаза, будто все это ему
порядком наскучило.
— И кто у тебя сегодня первый на очереди? — полюбопытствовал
Лель, когда река скрылась из виду.
— Прокофий Белояров, чтоб его волки утащили, — с неожиданной
злостью ответил Весень. — Еще с утра прислал к нам в дом
мальчишку.
— То-то ты так долго собирался, — одобрительно хмыкнул
Ратко.
— Не понимаю, как можно так ненавидеть людей и при этом их
лечить? — не выдержала я.
— Я их не ненавижу, я не испытываю к ним приязни. Ну а лечить…
Тело же не виновато, что ему достался такой хозяин.
Я недоуменно моргнула.
— Настоящий лекарь сказал бы, что человек не виноват, что ему
досталось такое тело.
При этих словах Лель неожиданно вздрогнул и странно посмотрел на
меня голубыми, как зимнее небо, глазами.
— Сначала встреться с моим первым пациентом, а потом пеняй мне
на мои слова, — парировал Весень.
Я приготовилась строить речь в защиту всего рода человеческого,
но потом увидела белокаменные палаты, к которым мы направлялись, и
сразу приуныла. Жизненный опыт подсказывал, что сейчас лекарь
продемонстрирует мне такой образчик человеческого существа,
вставать на защиту которого не захочется.
И опыт, как всегда, оказался прав.
Человек из дворни провел нас по темной лестнице в комнатку с
низкими потолками и узкими окошками. То, что снаружи смотрелось
белоснежным дворцом, внутри оказалось близким родственником
тюремных подземелий. В затхлом каземате, абсурдно заставленном
дорогой мебелью и увешанном душными коврами, томилось нечто большое
и тяжко вздыхавшее. На пороге нас встретила женщина, закутанная в
непривычно темные для северянки одежды.
— Что толпой-то? — неприязненно спросила она, почему-то
обращаясь ко мне, будто эту толпу создавало именно мое тщедушное
тельце. Но поскольку юные волшебники полностью проигнорировали ее
недружелюбие, я подумала, что мне грех выделяться.
— Кто там, Зимка? Целитель? Проводи! Помираю! — приказал только
что тяжко вздыхавший голос.
Женщина в темных одеждах схватила Весеня за рукав и потянула в
глубь комнаты, где на огромной кровати, заваленной вышитыми
подушками, возлежал толстяк невиданных размеров. Очертания его пуза
наводили на мысли о беременной слонихе, которую мне однажды
довелось видеть. Вот только вряд ли в этом доме ожидалось
счастливое прибавление семейства.