— Когда я был принцем, то не совсем понимал, почему дядя воспитывает нас с Натаном именно так, а не иначе. Мы с братом не раз рисковали жизнями. Не то, что бы мы были против, но это ведь глупо подставлять под удар наследников. Особенно, если учесть, что нас было всего трое.
— А теперь, надо полагать, понимаешь?
— Да. Правитель должен быть готов положить свою жизнь на алтарь долга перед собственным народом. А сможет ли он при необходимости сделать это? Ну, допустим, я оставлю дома. Ты не думаешь, что он уверится, что его жизнь и безопасность превыше всего, и ему не обязательно рисковать ею даже ради тех, кого он любит? Что проблемы будут решать за него другие?
— Нет. Я так не думаю.
— А я не хочу рисковать. И давай закончим уже этот разговор? Натан пойдет с вами поможет тебе приглядеть за младшеньким.
— Тамиэль, ты смерти моей хочешь? — простонал я. — Дани — книжный ребенок, который жизни не знает. Руа стремящийся влезть во все доступные ему неприятности. Так еще и Натаниэль! Ты знаешь, что он возомнил себя бессмертным и не отстает в безрассудстве от нашего темного друга.
— Ничего. Беспокойство за младшего брата и племянницу поможет ему более здраво взглянуть на мир и пересмотреть собственное поведение. И хватит уже об этом.
Я было уже хотел сказать что-нибудь едкое в ответ на это идиотское заявление, как двери распахнулись, и в кабинет влетел Натаниэль. Злой, как демон. Одет он был, скажем так, несколько небрежно. Сапоги грязные. Камзол порван в двух местах. Рубашка застегнута лишь на половину пуговиц.
— У нас война? — прорычал Натан. — Таль, что случилось? Меня твои гвардейцы, простите за подробности, из ванной комнаты вытащили. Вымыться не дали. А я, между прочим, полдня в седле провел.
— Лиру похитили, — ответил за старшего брата Дани.
— Малыш, это очень плохая шутка, — с укором посмотрел на юношу Натаниэль.
— К несчастью, я не шучу, — покачал головой тот. — Нашу племянницу действительно украли.
— Кто?
— Мы думаем, что это один из Владык, — вступил в беседу мой дед.
— Я не совсем понимаю. Разве вы не трясетесь над своими детьми, как скряга над последним золотым? Если мне не изменяет память, до совершеннолетия юный Владыка неприкосновенен, что бы не совершил.