В президиуме восседает Валодин. Он не торопясь встает мне навстречу, протягивает руку, улыбается. Сверкают вспышки, щелкают затворы. Хочется пригнуться. Я иду к трибуне и вижу, как из боковой двери, там, где охрана, выходит незнакомый парень, и в руке у него определенно не фотоаппарат. Чувство небывалой легкости обдает меня, я распахиваю пиджак, чтобы ему было легче целиться, и с улыбкой делаю шаг навстречу. Аллилуйя!
Тонна ледяной воды бьет меня в голову, грудь и в плечи. Я сажусь на кровати, промокшей насквозь. Комната быстро наполняется людьми в кожаных куртках и спортивных штанах. Тяжело отдуваясь, в комнату входит Бадри. Усаживается в кресло. С ним какая-то девица в юбке мини. Примостилась на краешке кресла. Ноги белые, жирноватые.
– Ну, здравствуй, Олежек, – говорит Бадри. – Разговор у меня к тебе.
– Максим, – говорю я, пытаясь всплыть на поверхность, – в чем дело?
– Так разговор к вам, а не ко мне, – пожимает плечами Максим.
– А позвонить нельзя было? – спрашиваю я у Бадри недовольно.
– Нельзя было, – грустно отвечает он. – Серьезный разговор. Так что там с убийцей девочки? Скажешь мне?
– Нет пока новостей, Бадри. Что будет – тебе первому сообщу, ты знаешь. Это повод вламываться?
– Не хочешь говорить, – еще больше грустнеет Бадри. – Скрываешь от меня. Максим, может, ты расскажешь тогда?
– Да поздно я зашел, – говорит Максим. Слушаю его, как сквозь вату. – Она уже мертвая была.
– Что видел, говори.
– Что видел… Этот в одной рубашке был. Белой. Только жопа его жирная под рубашкой елозила. Оттащили, он невменяемый. «Она в порядке? Она в порядке?!» Сука такая, тварь, блядь! – Максим кидается на меня, но его успевают перехватить.
Я мертвею. Внутри как в компьютерной игре что-то отрывается и падает, падает вниз.
– Бадри…
– В моем доме, – тихо говорит Бадри. – В моем доме.
– Бадри! Не было этого! Я клянусь! Дочкой! Я не помню этого!
– Ты понимаешь, да, каких людей я подписал. Ты понимаешь, мы все сделали для тебя, да. А ты… не помнишь. Ой, как нехорошо… Лизонька, налей мне водички…
Девица снимается с кресла и идет на кухню. Головы братков поворачиваются за ней следом. Я опрокидываю ближайшего, бросаюсь к двери – из ярко освещенной комнаты в темный холл, там лестница, второй этаж, там пистолет.
И попадаю ногой в теплый сугроб. Лечу головой вперед. Резкая боль в глазах, слезы брызжут, как у клоуна, струями. Голова кружится. Меня поднимают, тащат обратно в комнату. Мимо трупа Магды.