II место (серебряная медаль).
На руке у А.В.Коржакова тонкий шрам от удара ножом. Он пытался отобрать у Ельцина бутылку водки и получил по заслугам. Отбирать водку у потомственного алкоголика еще опасней, чем отбирать кость у голодной собаки.
III место (бронзовая медаль).
Будучи в Японии, Ельцин по-отечески пожурил японцев: «Такая передовая держава, самые современные технологии, а живёте по старинке. Ну не архаично ли в век компьютеров и скоростей поклоняться императору?»
Эх, не было рядом Никиты Сергеевича Хрущёва, чтобы отбивать в такт словам своим историческим башмаком да примолвить пару слов про япону мать. Действительно, анахронизм какой-то. Даже странно, что у такого отсталого народа бюджет превышает российский раз в десять… Не стал японский переводчик переводить эти слова, потому что был тактичен.
Ни к чему быть инженером, любой сантехник человеческой души, бегло прочитав краткий перечень вышеозначенных поступков, безошибочно определит, что за человек их совершил. Другой вопрос, который ещё долго будет интересен и нынешним, и будущим ельциноведам: «Как такой человек оказался у руля огромной ядерной державы?..»
В начале я, по примеру Остапа Ибрагимовича, приобрёл обычную канцелярскую папку и написал на ней три буквы, составляющие название, Е.Б. Н. Следующий важный шаг – найти эпиграф.
Первым порывом было взять строчки из пушкинской «Вольности»:
Самовластительный злодей!
Тебя, твой трон я ненавижу!..
И далее по тексту. Что же остановило? Остановила «смерть детей», такое (даже об ужасном Бонапаpте) может написать только неокрепший разумом гений. Зрелый, полновесный в творческом величии Пушкин «милость к падшим призывал». Другое дело увидеть с «жестокой радостию» некоторых деток на скамье подсудимых. В данном случае радость оправдана, поскольку исходит из торжества закона, но не смерти. С болью в сеpдце отвеpгнув возлюбленного Александpа Сеpгеевича, я стал пеpебиpать поэтов в поисках «базового» и, по иpонии судьбы, остановился, как и Ельцин, на Владимиpе Владимиpовиче…
Сложилось так, что написанию мало что благоприятствовало. А если писать всю горькую правду – ничего не благоприятствовало. Наверное, в идеале работать над литературным произведением должен автор, не отягощенный семейными, материальными заботами, где-нибудь на Азорских островах. В светлом доме с видом на океан. Чтобы пропитанный йодом ветерок едва колыхал страницы. Я писал питерской зимой. В городе, который построен не для людей, а на людях. Кто знает, какой бывает зима в Петербурге, может понять, почему грустные мысли приходят в голову именно холодной и промозглой питерской зимой. А ещё писал в свободное от работы время. Работа, которая на время перестала быть основной, оставалась весьма хлопотливой, требующей и времени и энергии. Если пишешь прозу, больше жалко времени. Если пишешь стихи, больше жалко энергии, потому что прав Александр Аронов – написание стихов не требует времени, а требует энергии. И если её нет, бесполезно пытаться что-то написать, нужно ждать пока она появится. Вот почему стихи – дело в основном молодое.