А ещё – семья. Один известный петербурский сатирик признался в доверительной беседе, что больше всего неудобств ему доставляют самые близкие люди. Хорошо, что семья у меня понимающая. Когда я начинал терять человеческое обличье, что происходило по субботам и воскресеньям, жена и сын уходили из дома утром, а приходили вечером. А ещё вокруг продолжала плескаться и трепетать примороженная жизнь, которой плевать на то, что ты что-то там пишешь. Она и трезвонила, и громыхала, и отвлекала, и раздражала. В общем, когда потребовал жертвы двуглавый Аполлон-мутант, я не смог убежать ни «на берега пустынных волн», ни «в широкошумные дубровы»…
Те, кто представляет литературный процесс как покрывание чистых листов каракулями или, если быть ближе к Ельцину, загогулинами, вероятно, представляют, что само написание доставило мне удовольствие кляузника, составляющего анонимку, этакий донос в будущее. Нет, написание поэмы, названной тремя буквами, не доставило мне ни творческих, ни прочих радостей. Почти всё я делал через силу. В середине февраля был близок к нервному срыву. Стал просыпаться с больной головой в полпятого утра. По ночам слышал, как плачет мать, которой нечем кормить детей, как в отчаянье инвалид грызёт свой костыль, как кричат танкисты, сгоревшие при штурме Грозного в новогоднюю ночь чудес 1995 года. Я бы с большим удовольствием послушал «горних ангелов полёт и гад морских подводный ход», но гады наземные, злостное порождение 20-го века, вынуждают слушать иные звуки. Я поверил Пастернаку, строчки действительно могут убить, «нахлынут горлом и убьют», и никакая это не гипербола. Я понял Солженицына в тех его словах, когда говорил Александр Исаевич о том, что стук черепов сгинувших в ГУЛАГе людей не давал ему уснуть, поднимая по ночам, я осознал строчки из письма Цветаевой: «Не пойму, кто кого кончил – я эту поэму или она меня». И ещё я понял, что из этого штопора один выход – вперед. Собрался в кучку, и через месяц летопись моя была окончена. Можно считать, что отделался лёгким испугом. Можно сказать, что пока всё окончилось удачно, потому что не спился, в дурдом не загремел, семью не потерял. А что нервишки потрепались, так это разве потеря для литератора…
Большой, державный, громогласный Борис Николаевич очень похож на того мудрого и справедливого царя, о котором мы, россияне, всегда в тайне мечтаем, мечта эта передана нам на генетическом уровне. Вот снизойдёт царь-батюшка («Вот приедет барин…») и всё за нас сделает, и всё за нас решит, а нам и напрягаться не нужно… Поэтому и потянулись мы к Ельцину со всей искренностью. Как он говорил: «Горбачёв назначил себе зарплату 1500 рублей, а у народа…» И все сразу подумали, что Ельцин, придя на место Горбачёва, начнёт поднимать народу зарплату до горбачёвского уровня. Но он «пошёл другим путём». Он обобрал и народ, и страну до нитки. Сейчас те полторы тысячи Горбачёва – песчинка в Сахаре воровства, возделанной Ельциным. За величавым фасадом, за великолепным экстерьером скрывалась мелкая душонка, наплевательское отношение к людям и элементарная неграмотность. Партийная смекалка – вот весь интеллектуальный багаж Ельцина. Для руководства огромной страной, согласитесь, маловато, и поэтому слушал президент советчиков. А советовали ему люди разные…