– Провизии пока хватает, завтра вылазку сделаем знаки намалевать, –
сказал Гектор, прихлебывая суп.
– Я с вами, – Лилия невозмутимо хрустела чипсами, перелистывая
страницы библии.
Тишина, воцарившаяся в церкви, усиливала хруст. Все переглянулись,
а Доктор, после недолгой паузы произнес:
– Дорогая, чем ты поможешь? Мы с тобой здесь по хозяйству
похлопочем...
Гектор хотел тоже ей возразить, но осекся, встретившись с ее
холодным взглядом... К новым странностям Лилии никто не был готов.
Особенно муж. Он таращился на нее, будто черта увидел. Лучше бы
она, как обычно скулила и жалась к нему. А так сидит спокойная и
невозмутимая, будто не она вовсе. Будто подменили ее…
– Я поеду, мне надо... — проговорила Лилия. — Чем польше баннеров
нарисуем, тем быстрее нас найдут...
– Тогда можно я останусь, – хохотнул Рудый. – Сегодня всю обойму на
одного ожившего спустил. Если завтра двоих встречу – патронов на
меня не напасетесь!
– Нет уж, Доктор и один здесь посуду помоет, – поморщился Гектор. —
С нами поедешь! Кто наверх полезет? Я что ли? Так почитай мне уж
семьдесят годков. А ты, выхухоль молодой жировать на солнышке
будешь?!
Рудый нисколько не обиделся на колкость, его эго давно уже обросло
толстой щетинистой шкурой в три пальца толщиной.
Спать легли с вечерними сумерками. Дежурили по очереди все, кроме
Лилии. Доверить ей оружие никто не решился.
Утром после короткого завтрака собрались в дорогу. Лилия поцеловала
мужа и молча села в пикап. Черные волосы собраны в длинный хвост.
Невозмутимый и холодный блеск глаз как-то не сочетался с немного
пухловатым телом, скрывавшимся под камуфляжем туристического
костюма.
– Любимая, не стоит собой рисковать, ты не приспособлена к таким
трудностям, – лепетал Доктор в надежде отговорить жену.
– Господь хранит нас, – слабая улыбка тронула губы Лилии. – Он
укажет нам путь...
Тихий и какой-то мертвый голос Лилии пробирал до костей, отбив
всякое желание возражать. Доктор поежился и выдавил ответную
улыбку. Господи… Она все-таки сошла с ума? Или это сон? Последний
раз он видел такой спокойной свою жену после смерти ее родителей.
Месяц она горевала, а потом внутри нее, будто что-то надломилось, и
эмоции исчезли. Она больше не вспоминала о горе. Говорила, что
незачем будоражить то, чего никогда не сможешь изменить. Может, и
сейчас тоже самое?..