В конце концов мои нервы не выдержали, и я закричал:
– Стой! Стой, кому говорят?!
Но попугай был явно настроен на дезертирство.
Мелко перебирая лапками, он набирал скорость и, втягивая шасси цепких коротких конечностей, уже начинал распускать крылья, отороченные желто-зеленым опереньем. Это был лучший истребитель в моей армии, и я не мог допустить, чтобы секретной технологией овладел кто-то из противников двора.
Отправленная для переговоров с беглецом белокурая подушка выпорхнула вслед за птицей из распахнутого настежь окна и шлепнулась пуховой бомбочкой на жесткий серый асфальт. Снизу послышался веселый храп счастливчика, а попугай стал приземляться на ветку, протянувшуюся от ствола старого вяза к лоджии старого дома корявой клешней старого лешего.
– Какого лешего тебе нужно! – закричал я, выскакивая в одних трусах на лоджию и пробуждая своим писком статридцатикилограммовую прабабушку.
Приземлившись на ветку, птица тут же притворилась иностранкой и сделала вид, что не понимает русских слов до такой степени, не слышит их звуков, тонущих в беспорядке дня.
После сложных и длительных переговоров через три секунды мое терпение лопнуло, и я взобрался на поручень лоджии, пытаясь вернуть попугая клюшкой.
– Дафф, немедленно слезь! Ты разобьешься! – послышался за моей спиной голос прабабушки. Она всегда называла меня сокращенно – Дафф, видимо, экономя силы для более важных сообщений.
– Очередной фон реликтового излучения сообщил научному сообществу астрономов о том, что еще один белый гномик остыл, высох и, потеряв качества суперзвезды, превратился в черного карлика, – прокашлял транзистор у прабабушкиного изголовья.
Анализируя несвежую новость[65], прабабушка оторвала от ложа верхнюю часть объемного тела и села, позволив дивану вздохнуть полной грудью. Усталый бабник крякнул выпрямившимися пружинами в частоту образовавшейся прострации, и, гнусавя, на французский манер, прабабушка произнесла, поправляя правой рукой белый кружевной фартук, а левой отгоняя надоедливые нейтрины[66]:
– Инфант террибль!
«Ибль-билль-билибль», – отозвался «Билль о правах человека», подстрекая меня к неповиновению.
– Enfant terrible! – задвоила вердикт бабуля, пользуясь родной речью своего французского жениха с итальянскими корнями, Артюра Ланьди, от которого (на самом деле) и произошла бабушка Неля, а потом мы, ее потомки.