Зверь отшатнулся, взревел от боли и только теперь встал на дыбы.
Не теряя ни секунды, я метнулся вперед и наискосок, снизу вверх, рубанул по ближайшей ко мне лапе. Перерубить не смог. Да и не пытался, важно было нанести рану посерьезнее. Тыкать острием в живот или грудь зверя, когда у него обе лапы здоровые, все равно что пытаться пробить «мельницу» из двух клинков. Каждый из которых длиннее твоего оружия и заканчивается острыми, как кинжалы, ногтями. Зацепит — кольчуга, как бумажная порвется.
Зато теперь, когда у медведя осталась только одна лапа, нюх утерян, а глаза слезятся от боли, можно…
— Ну, да… Вот примерно так все и происходило, — одобрительно произнес голос позади. — Замри…
Медведь застыл, как будто снова превратился в чучело.
— Извините, ваше высочество, что мешаю молодецкой потехе, — маг встал рядом. — Но у вас найдется множество дел, более важных, чем это представление. Самые важные штрихи положены, а остальное, с вашего позволения, Дженкинс, закончит. Кстати, вам только голова нужна или всю тушу тащить в трактир намерены?
— Только голову.
— Это правильно. Летняя шкура лишь на подметки годится… Но, если крестьяне захотят и ее, пусть сами приходят. Я потом подброшу ее где-нибудь на видном месте. Да хоть возле того малинника, где вы с Дженкинсом встретились.
Интересно. А ведь никто не упоминал, где именно мы встретились. Все же я прав, меня ждали. Магия, етить её…
Лесничий тем временем обошел нас, встал перед зверем, примерился и одним мощным ударом срубил ему башку. Медвежья голова тяжело стукнулась о глинобитный пол и, как большой, мохнатый шар для кегельбана, подкатилась к моим ногам. Щедро орошая штаны и сапоги кровью.
— Для правдоподобия, — объяснил маг, удерживая меня на месте. — Сражались вы, мой принц, расчетливо, так что уцелели бы в любом случае. Но остаться чистеньким, как из бани — так не бывает. А для вас, если я правильно понял, важнее всего, мнение той прелестной девицы.
Зачем отрицать очевидное?