– А если я откажусь?
Витор пожал плечами:
– Айнех догадывается, что ты – не ты. Ему потребуется не больше десяти минут, проведенных один на один с тобой, чтобы убедиться в этом полностью. Потом тебя ликвидируют.
– Что значит «ликвидируют»? – Мой голос внезапно сел.
– То и значит. – Витор с показным равнодушием смотрел в сторону. – В свой мир ты точно не вернешься.
Горло перехватило, на глаза навернулись слезы. Я забежала в ванную, заперлась, включила воду и зарыдала. За то время, что я здесь провела, ко мне впервые пришло осознание собственной никчемности. Я никому здесь не нужна. Нужна Ирэне, а не я. От меня избавятся при первой возможности…
Нос распух, глаза покраснели… Как жалко выглядит плачущий человек. Показаться в таком виде перед Витором означало признать свое поражение. Но и без него мне долго не протянуть.
Малене я не могла сказать правду: она не поймет, или не поверит, или сдаст магистру Айнеху. Получается, выбора у меня нет. Зря я рыдала.
Соберись, Лиса, не будь тряпкой. Ты сегодня находилась на волосок от смерти, но по-прежнему дышишь. Не все еще потеряно. Не сдавайся.
Умылась холодной водой и, трезво оценив свое положение, пошла капитулировать.
Витор сидел на том же месте с книгой в руках. Взглянув на мое лицо, обреченно вздохнул (хотя такой вздох полагалось сделать мне), отложил книгу, встал с дивана и двинулся ко мне. Я попятилась – сработал инстинкт самосохранения.
Витор насмешливо изогнул бровь:
– Надеешься убежать от меня в моей же комнате?
Да, глупо.
– Я не буду от тебя убегать, если ты пообещаешь меня не трогать.
Насмешливость сменилась безразличием.
– Я не стану тебе ничего обещать. Можешь идти куда хочешь, тебя никто не держит. – Он вернулся на диван. – Только пути обратно уже не будет.
До меня дошло, что это капкан, ловушка. Ступи один раз – останешься навсегда. У каждого варианта события есть три исхода. В этот раз все три не в мою пользу.
– Хорошо, я согласна.
Победная улыбка тронула его губы.
– Только давай договоримся сразу: без интимных пожеланий.
Витор хмыкнул:
– Дорогая, ты сегодня уже убедилась – мое мужское одиночество есть кому скрасить.
Ах да, как я могла забыть? Ярость накрыла меня волной. Мне бы промолчать, но…
– Не смей называть меня «дорогая», кобель.
Лицо его вмиг превратилось в злобную маску, глаза стали непроницаемо-черными, на скулах заходили желваки. Он прижал меня к стене.