- Ипполит, - принужденно засмеялась Вероник, - ты же знаешь…
Отчаянно захотелось ему надерзить, и я не успела спохватиться, как с моих губ уже сорвались слова, перебивая оправдания Вероник:
- На выезде из Парижа были пробки.
Вампир не выдал удивления такой чудовищной ложью, но и в долгу не остался:
- А в магазинах Парижа остались только красные платья?
- Почему же, - невинно отозвалась я. – Просто этот цвет мне к лицу. Вы не находите?
Наши взгляды скрестились, как шпаги дуэлянтов. Публика настороженно замерла. По открытой спине скользнул холодок, но я только вздернула подбородок. Вампир был выше, но это еще не повод смотреть на меня сверху вниз.
- Мадемуазель, вы просто обворожительны. – Фальшь в его голосе достигла максимума, как и неприязнь в глазах.
- Жанна. Меня зовут Жанна.
- Несказанно приятно. – Его рука метнулась ко мне, как плеть, и прежде, чем я успела сообразить, он схватил в плен мою ладонь и коснулся ее ледяным светским поцелуем. – Позвольте представиться. Ипполит Сартр.
Тот самый, вспыхнула я, вспомнив слова дворецкого Бернара, и невольно выдернула руку. Впрочем, он меня и не держал. Однако моя реакция не осталась незамеченной: Ипполит метнул на меня настороженный взгляд инквизитора.
Плесень, поняла я, встретившись с ним глазами. Глаза Ипполита Сартра были похожи на старую, мерзкую плесень, которую обнаруживаешь на забытой в хлебнице булке, вернувшись из отпуска, и при виде которой к горлу подступает тошнота.
- Сартр, - сказала я, чтобы хоть что-то сказать, - что-то знакомое. Уж не тот ли самый, что, - я запнулась, пытаясь вспомнить о каком же Сартре я слышала – певце или музыканте?
- Не тот самый, - с достоинством произнес вампир. – А его потомок.
- О! – Я изобразила вежливое удивление. – Я большая поклонница… работ вашего деда.
Заминка в моей речи была секундной, но и она не укрылась от зоркого Ипполита.
- Приятно слышать. И каких же?
Он уставился на меня с видом экзаменатора, собирающегося подловить нерадивого студента.
- Ранних, - с вызовом ответила я, чувствуя, как на меня смотрят все собравшиеся в зале и каждый из них мечтает, чтобы Ипполит посадил меня в лужу. Не дождутся! Кем бы ни был этот неизвестный мне предок, музыкантом ли, художником, артистом, его творчество можно разделить на периоды. Если только он не политик или военный! Но блефовать так блефовать. – В ранних работах есть душа, а в поздних – один профессионализм, - тоном знатока выдала я.